Юрий Сушко - Самая лучшая сказка Леонида Филатова

Тщетны оказались усилия алхимиков. Любовь сильней.

Самая трогательная история о любви еще не рассказана, считал Леонид Алексеевич. Он очень хотел сделать такую историю по сказке Перро о спящей красавице: «Она засыпает и в это время не изменяется, а принц, с которым они обручены, – стареет. Я хочу продлить это время до невозможного – словно 100 лет прошло. То есть ей восемнадцать, а ему – 118 (допуски – они же всегда есть в литературе). Он ее воскрешает, а сам умирает, в любви…»

Чем в жизни можно пожертвовать ради настоящего чувства? Филатов знал: всем абсолютно. И Нина этому жертвенно и свято следовала.

Для осуществления своих творческих проектов – театральных, телевизионных, кинематографических – Филатов упорно искал и всегда находил единомышленников. Кроме уже названных, можно назвать Александра Адабашьяна, Владимира Машкова… К сожалению, не все и не всегда планы осуществлялись. По разным причинам. Но главным образом все упиралось в отсутствие средств, необходимых для постановки. Но денег Филатов принципиально не просил, объясняя: «Я в прошлой жизни насиделся по приемным больших начальников. Хватит, больше сил нет. Не надо обольщаться. Не стоит думать, будто я могу кого-то своим видом разжалобить. Сейчас всем отказывают, а я напрашиваться не умею. Тем более что мы живем в стране, где каждый второй готов назвать себя гением и талантом. Иногда я вижу на экране девочку, именующую себя звездой, и мне хочется ответить ей в рифму, но сдерживаюсь. Не понимает бестолочь, кто заслуживает звездного статуса…»

Называя себя «графоманом со стажем», Леонид Алексеевич, как водится, немножко ерничал, расшифровывая: «Графоман – это человек, который не может не писать. Это слово и комплиментарное, и уничижительное одновременно… Все люди пишут, но в определенном возрасте прекращают этим заниматься. А графоман не может остановиться. Главное для него – выявление своей природы. Графоман ценит богатство своего внутреннего мира, считает его интересным для окружающих. Поэтому спешит вылить то, что в нем горит, кипит. Он впервые что-то почувствовал, и ему кажется, что мир этого еще не слышал, не переживал…»

Леонид Ярмольник убежден, что «в книгах его многие до сих пор не разобрались. Некоторые считают их пародией, а это глубокая философия… Для меня Леня жив, потому что я все время его изучаю, учусь у него…» А Владимир Качан дополнял: «Так получалось, что он писал вещи, которые были интересны предыдущим поколениям и будут интересны следующим».

Впрочем, своим поэтическим дарованием Филатов никогда особо не обольщался и тем более не кичился. Но вот мама Клавдия Николаевна всегда придерживалась прямо противоположного мнения. А потому отнесла в свое время в редакцию ашхабадской молодежной газеты «Комсомолец Туркменистана» тетрадку со стихами 12-летнего сына. Отыскала работавшего там Юрия Рябинина, журналиста по должности и поэта по призванию. Стихи юного Лени он сразу оценил и сделал все, чтобы они как можно скорее были опубликованы.

«Это были басни, прощу прощения, – вспоминал Филатов. – Сами понимаете, та еще была сатира». Потом, собрав все опубликованное, он стал всерьез задумываться об издании сборника своих стихов и переводов. А пока любовно составлял самодельные книжки, сам же их оформлял (помните его выражение – «рисовальщик»?) и дарил дворовым друзьям на добрую память.

В зрелом возрасте, разумеется, стал максимально строг в оценке своего юношеского творчества: «Да раньше была вообще не писанина – отходы…» Не сдерживал своей извечной язвительности и качал головой: «Мы вообще страна писателей. Это – издержки ликбеза. Мол, почему бы не попробовать себя в писательском деле?..»

Начиная с 90-х годов прошлого века Филатова стали активно издавать. Автор своих рукописей никому не навязывал, следуя мудрому совету все того же Булгакова: ни о чем никого не проси. Сами придут и…

Так все и случилось. Одно известное московское издательство поступило дальновидно и скупило «на корню» все, что уже вышло и еще выйдет из-под пера «молодого писателя». Книги Леонида Филатова издавались солидными тиражами. В лавках шли нарасхват, с лотков сметались.

Как-то раз бравые издатели гордо сообщили автору, что по рейтингу продаж он вышел на второе место. А кто оказался на третьем? – поинтересовался польщенный Филатов. Оказалось… Пушкин. А чуть ниже находился Мандельштам.

Прокомментировал ситуацию на отечественном книжном рынке Леонид Алексеевич в свойственном ему, все том же горько-ироническом стиле: «Это не моя заслуга – это недостатки страны, что так получается… Откровенный идиотизм…» О своих книгах говорил с оттенком самоуничижения: «Хотелось, конечно, чтобы кто-нибудь прочитал, но я трезво смотрю на вещи. В сегодняшнем мире Блока не читает никто, мне ли обижаться? Кто-то прочитает, и слава Богу. Хотя бы товарищи… Раньше тщеславие бежало впереди меня, а сегодня я научился иначе относиться к собственной персоне. Конечно, признание желательно, но необязательно».

Ну, а как же естественное авторское честолюбие? Тут Филатов ссылался на слова мудрого писателя Виктора Астафьева, который, отвечая на вопрос журналистки: «Каково чувствовать себя гением, классиком?» – сказал: «Ну как тебе сказать, девочка, конечно, это приятно, порхаешь, летаешь, а потом приходишь домой, заходишь в кабинет, видишь на полках Пушкина, Гоголя, Толстого, Чехова и как-то… успокаиваешься».

В общем, «полезно включать себя в культурный контекст страны, в которой живешь, и тогда сразу понимаешь свое место. Спокойно. Не самоуничижаясь… Пишешь – и хорошо, – развивал астафьевские мысли Филатов. – Но не говори, что мастер. Подмастерье. Даже подмастерье подмастерья… Как можно заноситься? Не могу же я, как девица, которая сидит в трусах и на всю страну по телевизору рассуждает: «Я в моем творчестве…»

Первая его большая книга «Сукины дети» увидела свет в 1993 году. Знакомые бизнесмены предложили: давай проведем презентацию. Для помпезного мероприятия они определили зал столичного Театра эстрады. Накануне торжественного вечера Леонид Алексеевич дергался, переживал: «Поскольку билеты были дороги, то, видимо, присутствовали небедные люди. Хотя я всячески протестовал, выступая за более демократические цены, но понимал: что им мои протесты? Они – авторы презентации, им нужно покрывать расходы, у них там и банкет, и телевидение!!! Я готовился к тому, что будет ужасный зал, соберутся денежные мешки – и кому я нужен?.. Да и зачем мне, собственно, они нужны?! Я очень переживал, как это все сопряжется: приходят люди, далекие от всего этого… и Сережа Юрский, Аркадий Арканов, Сашка Градский… Но, слава Богу, все как-то уженилось, все получилось достойно».