Александр Владимирский - Распутин. Правда о «Святом Чорте»

Палящее дыхание Р. все ближе наклонялось ко мне, и он шептал в каком-то забытьи: «Знашь, где правда та? в мужике она, он только и крепок, а все остальное на липочке. Убить вот меня ищут враги, а подпорочка-то ведь я, высунут, и все покатится, и сами со мной укатятся. Так и знай…» Вдруг резко блеснул свет, и на столе зажглась лампа. От неожиданности я вздрогнула, а Р. прищурился. И сразу стало светло, понятно и обычно. Р. усмехнулся и заговорил своим быстрым говорком: «Ну што же теперь делать, отложить пришлось Думу-то. А Горемыкину не усидеть теперя, мы его сместить думам. Нашли тута немца одного, то ись у него только прозвание немецко Штюмир, так что, думам, приживется. А Родзянке царь хорошо рискрип написал. Пущай лопат, сукин сын, будет ему крест. Я на него зла не держу. Ну идем, попьем чайку».

Разумеется, достоверность того, что рассказывал Распутин об этом и других своих разговорах с царем, проверить невозможно. По всей видимости, «старец» многое присочинял, да еще заставлял в своем рассказе Николая выражаться простонародным языком. Однако эти его рассказы широко распространялись в обществе и дискредитировали императора.

Еще одна громкая интрига, связанная с именем Распутина, касалась министра внутренних дел А.Н. Хвостова и товарища министра С.П. Белецкого. В сентябре 1915 года Хвостов был назначен управляющим Министерством внутренних дел, а в ноябре утвержден министром. Он предложил Белецкому должность товарища министра. Впоследствии Хвостов утверждал, будто Белецкий был навязан ему императрицей Александрой Федоровной. Степан Петрович сумел подружиться с Вырубовой. Спиридович полагал, что он покорил фрейлину доскональным знанием всех интриг в высших сферах, а та рекомендовала его императрице как единственного специалиста, способного обеспечить безопасность Распутина.

Во время официального назначения Хвостова и Белецкого Распутин был в Покровском. Сразу после его возвращения в Петроград новоназначенные чиновники устроили для него торжественную «уху» на квартире князя Андроникова. «Старец» не преминул напомнить Хвостову о прежнем холодном приеме. Белецкий показал на следствии, что «из разговоров за столом мне стало ясно, что наши назначения Распутину были известны и что он против нас ничего теперь не имеет, но что он, видимо, хотел, чтобы мы получили назначения из его рук».

Хвостов на следствии уверял, что виделся с Распутиным не более двух раз и вообще «старец», дескать, покровительствовал Белецкому, а с ним, Хвостовым, оставался во враждебных отношениях. Однако Белецкий подробно описал регулярные встречи министра с Распутиным.

Хвостов и Белецкий пытались купить «старца» с помощью дорогих подарков и ежемесячных выплат 3000 рублей из секретного фонда. Распутин первые месяцы деньги брал, но при этом подлаживаться под «толстопузого», как он называл Хвостова, не стал.

А.И. Спиридович вспоминал, как Хвостов признавался ему: «Я ведь… человек без задерживающих центров. Мне ведь решительно все равно, ехать ли с Гришкой в публичный дом или его с буфера под поезд сбросить…» Я не верил ни своим глазам, ни своим ушам. Казалось, что этот упитанный, розовый с задорными веселыми глазами толстяк был не министр, а какой то бандит с большой дороги».

Считая Хвостова и Белецкого своими ставленниками, Распутин посылал им множество записок с просьбами и рекомендациями. Белецкий вспоминал, что к нему обращались за помощью женщины, изнасилованные в квартире Распутина, а товарищ министра мог только посоветовать им поскорее покинуть Петроград.

Белецкий вызвал в столицу полковника М.С. Комиссарова, которого Джунковский назначил начальником жандармского управления в богом забытую Вятку. Михаил Степанович Комиссаров в 1904–1909 годах был главой секретного отделения по наблюдению за иностранными посольствами и военными агентами. Он рассказывал Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства: «В распоряжении контрразведчиков оказалось 12 шифров – американский, китайский, бельгийский и др.… Китайский шифр представлял собой 6 томов, американский – очень толстую книгу… Все иностранные сношения контролировались». Все документы, получаемые от агентов, доставлялись ночью к Комиссарову, жившему в конспиративной квартире под именем иностранного подданного. Там их фотографировали и наутро уносили в Департамент полиции, поскольку Комиссаров опасался внезапного обыска по требованию какого-либо посольства. По линии МВД императору ежедневно посылались один-два доклада на основании контролируемой переписки. Так, известно, что во время заключения Портсмутского мира отделение Комиссарова узнавало американские условия раньше, чем посол США в Санкт-Петербурге.

Белецкий выхлопотал опальному полковнику перевод в столицу помощником начальника Петроградского охранного отделения, поручив ему наблюдение за Распутиным и его охрану.

В семье Распутина Комиссаров вскоре стал своим человеком, и домочадцы любовно называли его «наш полковник». Распутину, который, по своему обыкновению, заговорил с новым человеком о божественном, Комиссаров предложил бросить эту скучную канитель, а лучше выпить. Такой подход Распутину понравился. В этом отношении Комиссаров, которого по прежней службе в столице знали все владельцы злачных мест, был настоящей находкой. Белецкий договорился с градоначальником, что в наиболее известных ресторанах для Распутина и его компании будут отведены отдельные кабинеты. А для конспиративных встреч с Хвостовым и Белецким наняли подходящее помещение в переулке, выходившем на Фонтанку.

20 января 1916 года царь записал в дневнике: «После чая принял толстого Хвостова. Обедали одни. Григорий посидел с нами часок». Ясно, что Распутин был царю ближе, чем Хвостов.

Император виделся с Распутиным также 26 января, 24 февраля и 23 апреля. Следующая встреча произошла только 21 октября, так как в связи с начавшимся наступлением войск Юго-Западного фронта и последующим вступлением в войну Румынии Николай находился в Ставке. В этот день он записал в дневнике: «Около 10 ч. поехал к Ане – видел Григория; пили вместе чай». Точно так же 26 ноября «вечером сидели у Ани с Григорием до 11 час.».

2 декабря Николай записал: «Вечер провели у Ани в беседе с Григорием». Император не знал, что эта встреча – последняя.

Для охраны Распутина, кроме филеров Петербургского охранного отделения, Комиссаров подобрал отряд из доверенных полицейских чинов. В Царском Селе считали, что жандармы будут охранять Распутина. Однако Хвостов уже собрался ликвидировать «старца». Он открыто говорил Комиссарову о необходимости физического устранения Распутина, но Михаил Степанович не рискнул организовать покушение, понимая, что потом всю ответственность все равно свалят на него как не обеспечившего охрану Распутина. По мнению Белецкого, министр хотел избавиться от компрометирующей зависимости от «старца», о которой все больше говорили в обществе.