Юрий Беспалов - Людмила Зыкина. Издалека долго…

— Шуму с этой клюшкой было столько, — говорила по возвращении домой певица, — что можно было и не петь в Монреале. Она затмила все, только о ней и говорили всюду. Как же там любят хоккей!

Когда узнала, что какой-то болельщик поставил на месте гибели Валерия Харламова памятник знаменитому форварду сборной страны и ЦСКА, стала расспрашивать меня, что он из себя представляет. Я рассказал все, что знал о памятнике.

— Какой же молодец! — восторгалась певица. — Один из всей страны на свои деньги взял и поставил памятник. Вот это болельщик! Да ему самому за такое уважение к великому хоккеисту можно памятник поставить.

Глава VI

На одной из встреч Зыкиной с Е. Фурцевой министр культуры предложила ей:

— Почему бы вам, Люда, не заказать портрет. У нас много художников-портретистов, и любой из них мог бы запечатлеть вашу внешность. Подумайте.

— На моих рекламных фотографиях моя внешность меня вполне устраивает, — ответила певица.

— Ну смотрите, смотрите. Вам виднее.

И вот однажды приехавший к Зыкиной по делам конферансье Б. Брунов, увидев неказистый портрет Зыкиной, стоявший у нее в кабинете, обратился ко мне:

— Вот вы, пресса, что можете сказать об этом творении?

— Скорее всего, это работа непрофессионала. Зыкина — я уверен — даже в противогазе выглядела бы лучше, чем изображена здесь.

— Люся, твой помощник недалек от моих художественных впечатлений. Позвони Шилову, давай я наберу номер телефона, хочешь, сам поговорю от твоего имени. Напишет портрет, не откажет. И твое одухотворенное лицо будет запечатлено на век рукой хорошего мастера. Ты в Большом театре давно не была?

— Признаться, давно.

— Сейчас там в Белом зале экспозиция картин какого-то Ирика. Портреты всех известных артистов Большого театра. Посмотри, будет свободная минута-другая.

— Юраш, — обращается Зыкина ко мне. — Ты слышал о Прике что-нибудь? Что за художник? Откуда он?

— Валерий Прик из Одессы. В 1976 году была персональная выставка в ЦДРИ, посвященная 200-летию Большого театра, выставлялся в МГУ, в Центральном доме журналиста. Пишет маслом, портреты большие, примерно 100 на 80. Судить о творчестве не берусь, но он действительно написал портреты всех без исключения артистов оперы и балета Большого. Часть из них хранится в музее театра, при желании можно посмотреть.

— Может, мне Илюше (Илье Глазунову) позвонить? Мы с ним почти близнецы-двойняшки, родились в один день. Уж он-то напишет портрет. Сколько он их написал за жизнь, да каких! Даже Папа остался доволен. (Глава католического мира Папа Иоанн Павел II был действительно доволен своим портретом, написанным Глазуновым в очень короткий срок, о чем писали итальянские газеты. — Ю.Б.)

Выбрав свободный от концертов и репетиций день, Зыкина с мужем отправились в Большой театр, а через несколько дней посетили галерею Шилова. Через некоторое время спрашиваю Гридина:

— Как решили с портретом Людмилы Георгиевны?

— Да никак. Я заранее знал, что ничего путного из наших вояжей в Большой и к Шилову не получится.

Угодить Людмиле Георгиевне трудно, а бывает и невозможно. То, что ей казалось хорошим утром, станет плохим вечером. И наоборот.

Через пару дней задаю тот же вопрос Зыкиной.

В 2013 году на экраны вышел телесериал «Людмила», рассказывающий о жизни и творчестве Зыкиной. В разные годы жизни ее играют несколько актрис. Одна из них — Вера Сотникова.

— Ты знаешь, в Большом театре некоторые работы меня просто озадачили. Например, портрет Лены Образцовой. Не увидела в нем ничего. Должна же быть в портрете определенная изюминка, выраженная кистью художника, индивидуальность человека, какие-то черты личности. Я ничего этого не увидела. Портрет Сергея Яковлевича Лемешева у Шилова я тоже забраковала. Артист таким упитанным никогда не был. Ира Архипова от своего портрета работы Прика тоже не в большом восторге. Да и потом, чтобы написать портрет, надо позировать и, возможно, проводить не один сеанс. А у меня, как знаешь, времени свободного почти нет. Ты как-то цитировал какого-то философа (А. Шопенгауэра), дословно не помню, но смысл такой: чтобы запечатлеть хорошенько внешность или лицо человека, надо наблюдать его, когда он сидит одиноко, предоставленный самому себе. У меня как-то в памяти это отложилось, я подумала, что не стоит тратить время зря. И «сидеть одиноко» у меня вряд ли получится.

Осенью 1988 года по инициативе Гридина Зыкина с мужем отправилась на концерт групп «металлического» рока в Дворце культуры Перовского района Москвы. Поскольку я никогда не общался с ней относительно «металлических» рок-групп и эстрадных ансамблей, имеющих ярко выраженное творческое лицо, — «Браво», «Аквариум», «Диалог» и другие — спросил на другой день о ее впечатлениях от концерта.

— Впечатление? Сногсшибательное. После первых аккордов группы «Шах» публика в кожаных безрукавках, браслетах, металлических цепях, намотанных по всему телу, вскочила на кресла, вытягивая вперед руки и вопя: «Металл!!!». Потом началось соревнование зала и сцены: кто кого? С одной стороны — электродецибелы, с другой стороны — истошные ругательства не без мата, взвизги. Тексты песен ничего общего с искусством не имели: со сцены на дурном английском языке звучали сентенции типа «Я тебя люблю, я тебя убью!». «Шаха» сменила группа «99 %». Солист с быстротой карманника выскочил на сцену и швырнул микрофонную стойку в публику. Вначале началась борьба за обладание ею, перешедшая в рукопашную поклонников обеих групп. Странно было слышать русскую речь, казалось, что ты где-нибудь в Чикаго. В зале бушевала энергия молодых, которым, по правде говоря, думаю, было наплевать на весь этот «металлизм», требовалось лишь самовыражение, всплеск своих кипучих сил. Им, конечно, далеко до Элтона Джона, группы «Юрай хип», «Дип перпл»…

— Но вы, Людмила Георгиевна, вольно или невольно, не можете стать противником нового направления в искусстве, открывающего целый мир тембральных красок…

— Разумеется, нет. Я знаю, каких и сколько сил требует движение вперед во всякой сфере человеческих стремлений, и выше всего ценю это свойство человека. Знаю, что молодежи оно более присуще и легче дается. И я искренне аплодирую всякому своеобразному таланту. И в рок-музыке попадаются не так уж редко перлы самобытности, истинной художественности. Однако, ты сам же знаешь, я не переношу кичливые притязания посредственностей, их прямо-таки фанатическую нетерпимость к тому, что, как, по-моему, говаривал Репин, «не в приходе их секты». Подобные чувства испытываю и тогда, когда их представители, доморощенные модерновые барды, не обладающие ни талантом, ни знаниями, пытаются беззастенчиво эксплуатировать народную и классическую музыку, спекулируя ее непреходящими ценностями. Это боль, если хочешь, моего сердца.