Довлатов — добрый мой приятель - Штерн Людмила

Переехать в Нью-Йорк «за журавлем в небе» я в конце концов отказалась, предлагая взамен давать в «Новый американец» развлекательный материал. Для начала я написала напутствие газете. Чтобы оно было понятно, я должна дать маленькое пояснение. В газете работали тогда Борис Меттер, журналист и писатель Марк Поповский, а также критики Вайль и Генис. И еще: буквально с первого номера «Новый американец» вступил в смертельную конкуренцию с газетой «Новое русское слово», хозяином и главным редактором которого был в то время Андрей Седых.

Итак, я послала «Новый американец» такое поздравление:

Дорогой «Новый американец»!

Вы поставили перед собой трудную и благородную задачу создать в одном лице газету русскую, еврейскую и американскую. Для успешного достижения этой цели позвольте внести несколько конструктивных предложений, которые, надеюсь, украсят новый рупор нашей эмиграции.

1) В целях создания моста дружбы между «Новым американцем», возглавляемым Сергеем Довлатовым, и «Новым русским словом», возглавляемым Андреем Седых, переименовать главного редактора «Нового американца» Сергея Довлатова в Сергея Довлатых.

2) В целях успешной американизации газеты переименовать ее хозяина Бориса Меттера в Бориса Ярда. Это уменьшит престиж издателя всего на десять сантиметров.

3) В целях успешной евреизации газеты переименовать сотрудника Марка Поповского в Марка Рабайского.

4) Для успешной русификации газеты публиковать произведения критиков Петра Вайля и Александра Гениса под псевдонимом Светильники Разума.

5) Для маскировки желтоватого оттенка газеты печатать ее на малиновой бумаге.

6) Во избежание искушения придумывать оскорбительные рифмы на слово «американец» переименовать газету в «Новую русско-еврейскую мысль».

С искренним уважением,

Людмила Штерн

Мое поздравление, к сожалению, не напечатали. Не хватило чувства юмора, хотя Довлатов похихикал в трубку и потребовал прислать развлекательные миниатюры. Для начала я послала байку о французской певице Жюльетт Греко, на концерте которой в Ленинграде мне удалось побывать.

Вечер с Жюльетт Греко

Однажды в культурной жизни Ленинграда произошло знаменательное событие: приехала на гастроли французская певица Жюльетт Греко. Певица слыла рафинированной, поэтому Большой зал консерватории был набит интеллектуальной элитой. Жюльетт Греко появилась в глухом черном платье без единого украшения. Прямые черные волосы падали на плечи. На огромной сцене, под ослепительным светом юпитеров, певица казалась хрупкой, почти эфемерной. Бледное, без следов косметики лицо выглядело строгим и печальным. Она едва заметно поклонилась, выжидая, пока смолкнет шквал аплодисментов.

И вот раздался хриплый голос из репродуктора:

— Начинаем вечер всемирно знаменитой певицы Жюльетт Греко. Песни ее посвящены вечной теме — любви. Но это не радостная любовь вступающей в жизнь молодой девушки. Это песни о горькой, безответной и трагической любви. Тексты песен написаны специально для певицы ее друзьями — лучшими современными поэтами и мыслителями Франции: Полем Элюаром, Жаном Кокто и Жан-Полем Сартром (в этом месте по залу пронесся восхищенный шепот — элита дорвалась до экзистенциализма).

Пианист тихо заиграл, создавая необходимый лирический настрой. Репродуктор откашлялся и продолжал:

— Певица поет свои песни по-французски, поэтому перед исполнением мы будем переводить тексты на русский язык. Первая песня называется «Давай же!»

«Я люблю тебя, но сплю с другим. Ты любишь меня, но спишь с другой. Давай же… убьем их и будем спать вместе!»

Исполняет Жюльетт Греко.

Довлатов ответил таким письмом:

Из Нью-Йорка в Бостон

Милая Люда!

Спасибо за доброе отношение к газете. Хотя она пока этого не заслуживает. Второй номер уже гораздо лучше. Мы заказали 12 000 копий. Это реально. К четвертому будет совсем хорошо. Байка про Жюльетт Греко весьма годится. Есть два предложения.

1. Название очень вялое. Нельзя ли — «Для вас, интеллектуалы»?

2. В предпоследнем абзаце. После слов «на русский язык» хочется вставить фразу: «Чтобы вы могли уловить их глубокий философский смысл».

Обе поправки как бы заостряют смысл. Помни о нашей брайтонской публике. И напиши еще что-нибудь, чтобы показать нашим эмигрантам ненавязчиво и не дидактично разницу между советским и американским менталитетом и поведением.

P.S.

Люда, газета скоро выйдет. Ты во втором номере, рядом с Максимовым. В первом — Некрасов. Пришли еще что-то о культуре. О Бостоне. Рецензию на какое-нибудь мероприятие. Что хочешь. О Коржавине. Пожалуйста.

P.P.S.

Люда, на днях я напишу тебе. Может, ты захочешь вести у нас один раздел. Изложу все подробно не позднее субботы. Теоретически, возможно ли это?

Твой С.

Первые два номера газеты мне понравились, о чем я поспешила уведомить Довлатова.

Из Бостона в Нью-Йорк

Милый Сережа!

Газету получила, спасибо. По-моему, получилось очень симпатично. Во всяком случае, она написана живым энергичным языком, и я уверена, что будет иметь успех. Прилагаю чек для подписки на шесть месяцев и буду уговаривать других. Хочешь ли ты подобные краткие миниатюры? У меня их вагон. Также есть рассказ на четыре страницы, привезу в начале марта. Вере Набоковой уже написала. Еще раз спасибо. Не пропадай. Рассказ про деда очень милый.

Обнимаю,

Люда

В ответ на просьбу Довлатова написать что-нибудь, показывающее эмигрантам ненавязчиво и недидактично разницу между советским и американским менталитетом и поведением, я сочинила миниатюру об очереди в Америке. Как ни странно, очереди здесь тоже бывают, и мне хотелось продемонстрировать, как ведут себя продавцы и покупатели в подобных ситуациях. Кстати, этот рассказ писался во время тягостных для Америки событий, а именно захвата американских заложников в Иране.

Would you believe it?

Однажды в супермаркете, в отделе деликатесов образовалась очередь. Она возникла не из-за медлительности продавца — он был расторопен, и не из-за появления редкого деликатеса. Причиной очереди явилась сухая, как кузнечик, старушонка.

—

Can I help you?

(Что для вас?) – любезно спросил продавец.

Старушка просияла, несколько раз прошлась взад-вперед вдоль прилавка, разглядывая яства, и, наконец, решилась:

— Скажите, детка, что вы думаете об этом ростбифе?

— Ростбиф великолепный, первый класс.

— Вы уверены? А то я пригласила на ланч мою приятельницу Мариам. Вы представить себе не можете, какая она разборчивая. Чуть что не так, разнесет по всему городу.

— Ваша подруга Мариам останется довольна, — твердо обещал продавец.

— Ну, ладно, уговорили. На вашу ответственность… четверть фунта.

— Что-нибудь еще, мэм?

— Погодите, не так быстро… Да, вот что… Лососина. Это просто позор, как дорого вы дерете. Но… придется купить… В прошлый вторник у Гофманов было полно лососины.

— Сколько вы желаете, мэм?

— Хм… Надо подумать… Что вы скажете о четверти фунта?

— Прекрасная мысль! — обрадовался продавец, — итак, четверть фунта.

— Минуточку. Лососину покупает каждый, у кого нет воображения. А что, если взять шримпы?

Сзади невозмутимо дожидались девять человек. Меня охватило любопытство: когда начнутся оскорбления в адрес старушки и когда разъярится продавец? Я засекла время. Между тем наша героиня в розовых брюках и фисташковой блузе сконцентрировала свое внимание на ветчине.