Джим Корбетт - Кумаонские людоеды

Любопытство вовсе не представляет собой монополии человека. Многие животные становятся его жертвой. Собака уходит с веранды, чтобы облаять мелькнувшую тень, олень отделяется от стада осмотреть зашевелившиеся травянистые заросли — и залегший леопард получает добычу.

Солнце уже садилось, когда справа от меня что-то привлекло мое внимание. Какой-то зверь пересек открытое место между двумя кустами на дальнем конце поляны, ярдах в тридцати от моего дерева. Затем из кустов, не оглядываясь ни вправо, ни влево, вышел тигренок. Прямо пройдя к месту, где должна была находиться добыча, он бросил выжидательный взгляд, сменившийся разочарованием, когда стало понятно, что читал, добытый, возможно, после долгих часов терпеливого скрадывания, исчез. Осколки костей и пятно запекшейся крови не вызывали у тигренка интереса — внимание сосредоточилось на пне, к которому прилипли кусочки мяса. Не я один хожу с ружьем в джунглях, и если тигренок должен был вырасти в тигра, было необходимо внушить ему, что неосмотрительное приближение днем к добыче опасно. Дробовик и выстрел мелкой дробью лучше годились для моей цели, но в данном случае я должен был пользоваться нарезным оружием. И когда тигренок поднял голову, чтобы обнюхать пень, моя пуля ударилась в дерево в дюйме перед его носом. Только раз за все последующие годы он забыл этот урок.

Следующей зимой я видел его несколько раз. Уши его уже не казались такими большими, а его детский наряд сменился ярким красноватым мехом с хорошо очерченными полосами. Сломанное дуплистое дерево вернулось законным владельцам — паре леопардов. Новое жилье было найдено тигренком в густых зарослях у предгорий, а к «меню» прибавился молодой замбар.

Когда я на следующую зиму, как обычно, переехал из гор в долину, я не нашел знакомых мне следов ни на звериных тропах, ни у мест водопоя. Несколько недель я думал, что молодой тигр покинул свою родину и куда-то переселился. Но однажды утром его отсутствие получило объяснение: рядом с его следами были меньшие и более узкие следы его самки, на поиски которой он уходил. Я только один раз видел этих тигров. Однажды я охотился в предгорьях на сероу; на обратном пути мое внимание привлек гриф, сидящий на высохшем дереве сал.[30] Птица сидела спиной ко мне и смотрела на небольшие кустарники, за которыми начинались густые джунгли. Росы на земле было еще много, я бесшумно дошел до дерева и бросил взгляд кругом. Рог мертвого замбара — живой олень не мог бы лежать в таком положении — виднелся над низкими кустами. Удобная, поросшая мхом скала позволяла мне не шуметь и прочно держаться на ногах; встав во весь рост, я увидел всего замбара. Задняя часть его была отъедена, а по сторонам его лежали тигры. У лежавшего за замбаром были видны только задние лапы. Оба тигра спали. Для выстрелов мне надо было пройти несколько футов вперед, а затем влево, чтобы я мог видеть шею тигра, но я забыл о молчаливом свидетеле. Пока я стоял на месте, он не мог меня видеть; не пройдя и десяти футов, я оказался на виду у птицы. Обеспокоенный гриф захлопал крыльями, задел за лиану и спустился на землю. Тигрица сразу проснулась и ушла, бросив добычу, за нею быстро последовал самец. Выстрел был возможен, но очень рискован, принимая во внимание джунгли, где на стороне раненого зверя были бы все преимущества. Для тех, кто этим не занимался, я могу рекомендовать охоту на тигров и леопардов у их добычи как самый интересный способ охоты. Но стрелять при этом надо очень точно, так как, если зверь не убит, выслеживание его требует больших хлопот.

Неделей позже тигр по-прежнему продолжал свою холостую жизнь. Но в характере его наступили изменения. До этого времени он не возражал против посещения мной его добычи, но после того как его оставила тигрица, он при первой моей попытке проследить за ним, ясно показал, что никаких вольностей он впредь не позволит. Сердитый рев тигра на близком расстоянии — самый страшный звук в джунглях. Чтобы понять это, надо его слышать.

В первых числах марта тигр убил взрослого буйвола. Я был в предгорьях, когда предсмертное мычание буйвола и яростное рычание тигра разнеслись по лесу. Я определил, что звуки шли из оврага примерно с расстояния в шестьсот ярдов. Ходьба была трудной, по обрывистым скалам и колючим кустам. Когда я взобрался на крутой обрыв, с которого открылся вид на овраг, борьба буйвола за жизнь кончилась, но тигра не было видно. На рассвете следующего дня я опять посетил овраг и нашел, что буйвол находится на том же месте. Мягкая почва, утоптанная следами копыт и тигровых лап, показывала, что борьба была отчаянной. Только после того как у буйвола были перекушены ахиллесовы сухожилия, тигр сбил его с ног; борьба продолжалась минут десять — пятнадцать. Следы тигра вели через овраг, и, идя по ним, я нашел на скале длинную кровавую дорожку, а в ста ярдах от упавшего дерева — другую. Буйвол ранил тигра рогами в голову, и этих повреждений было достаточно, чтобы тигр полностью утратил интерес к добыче, к ней он не возвращался.

Через три года тигр пренебрег тем уроком, который я ему дал (он мог бы сказать в свое оправдание, что дело было в сезон, когда охота на тигров закрыта): неосторожно подошел к добыче, у которой ночью устроил засидку один заминдар[31] со своими арендаторами, и получил пулю, раздробившую плечевую кость. Попыток пойти по следам раненого зверя не было сделано. Через тридцать шесть часов тигр с целым роем мух на плече добрался до усадьбы инспекторского кордона, перешел через мост, за которым располагался двойной ряд домов. Жители, стоя у дверей, наблюдали за тигром. Он вошел в ворота огороженного двора и завладел пустым сараем. Через двадцать четыре часа тигр, по-видимому обеспокоенный людьми, собравшимися из соседних деревень, чтобы посмотреть на него, ушел по той же дороге, по которой пришел, миновал ворота и направился к нижнему концу нашей деревни. У одного из наших арендаторов подох бычок, его вытащили в кусты на околице деревни. Тигр нашел его и провел тут несколько дней, утоляя жажду в оросительном канале.

Когда мы через два месяца вернулись из гор, тигр кормился мелкой добычей: телятами, овцами, козами и т. п., которую он мог ловить в окрестностях деревни. В марте рана его зажила, но правая нога осталась вывернутой внутрь. Тигр вернулся в тот лес, где был ранен, и стал брать тяжелую дань с деревенского скота. Из предосторожности он насыщался от добычи только один раз, поэтому ему приходилось убивать в пять раз больше, чем обычно делает тигр. Больше всего страдал от этого ранивший тигра заминдар, у которого было стадо в четыреста коров и буйволов.

В последующие годы тигр очень вырос и стал широко известен; охотники, да и другие люди неоднократно пытались добыть его. Как-то в ноябрьский вечер некий крестьянин, вооруженный одноствольным шомпольным ружьем, устроил засидку на кабана, поместившись в кусте, росшем на берегу сухого русла, среди пересеченной местности.