Ромен Роллан - Жизнь Толстого

175

Это идеальное братское единение людей не представляется Толстому конечной целью, к которой должна быть направлена человеческая деятельность; его ненасытная душа заставляет его стремиться к неизведанному, к тому, что превосходит даже любовь. «Может быть, в будущем наука откроет искусству еще новые, высшие идеалы, и искусство будет осуществлять их…». – Р. Р.

176

В эти годы появилось в печати или во всяком случае было завершено произведение, написанное в счастливые времена жениховства и первых лет супружества: чудесная история лошади – «Холстомер» (1861–1886 гг.). Толстой упоминает об этом рассказе в одном из писем к Фету от 1863 г. Начало рассказа отличает тонкость пейзажных зарисовок – любовное проникновение в душу живого существа, юмор, молодой задор; все это роднит «Холстомера» с произведениями зрелой поры («Семейное счастие», «Война и мир»). Зловещий конец рассказа, его последние страницы, посвященные параллельным описаниям трупа старого коня и трупа его хозяина, носит на себе отпечаток беспощадного реализма, характерного для творчества Толстого после 1880 г. – Р. Р.

177

«Крейцерова соната», «Власть тьмы». – Р. Р.

178

Газета «Тан» от 29 августа 1901 г. – Р. Р.

179

Летом 1879 г. Толстой близко сошелся с крестьянами. Страхов пишет по этому поводу: «Толстого кроме религиозности… занимает еще язык. Он стал удивительно чувствовать красоту народного языка и каждый день делает открытия новых слов и оборотов, каждый день все больше бранит наш литературный язык…». – Р. Р.

180

В своих записях о прочитанном между 1860 и 1870 гг. Толстой отмечает: «Былины…, влияние очень сильное». – Р. Р.

181

«Два старика» (1885 г.). – Р. Р.

182

«Где любовь, там и бог» (1885 г.). – Р. Р.

183

«Чем люди живы» (1881 г.), «Три старца» (1886 г.), «Крестник» (1886 г.). – Р. Р.

184

«Много ли человеку земли нужно?» (1886 г.). – Р. Р.

185

«Упустишь огонь, не потушишь» (1885 г.). – Р. Р.

186

«Свечка» (1885 г.), «Сказка об Иване-дураке». – Р. Р.

187

«Крестник» (1886 г.). – Р. Р.

188

Интерес к театру появился у Толстого довольно поздно. Зимой 1869/70 г. он вдруг почувствовал вкус к драматургии и, как всегда, отдался целиком новому увлечению.

«Целую зиму нынешнюю я занят только драмой вообще и, как это всегда случается с людьми, которые до 40 лет никогда не думали о каком-нибудь предмете… вдруг с 40-летней ясностью обратят внимание на новый ненанюханный предмет, им всегда кажется, что они видят в нем много нового… Читал Шекспира, Гёте, Пушкина, Гоголя, Мольера… Хотелось бы мне тоже почитать Софокла и Эврипида… больше всего лежу в постеле (больной), и лица драмы или комедии начинают действовать. И очень хорошо представляют» (из писем к Фету от 4 и 17 февраля 1870 г.). – Р. Р.

189

«Власть тьмы», вариант IV акта. – Р. Р.

190

Во всяком случае работа над этой тяжелой драмой не отразилась на душевном состоянии Толстого. Он пишет Тенеромо: «Я живу хорошо, радостно. Писал все драму («Власть тьмы»). Еще не вышла. В цензуре» (январь 1887 г.). – Р. Р.

191

Заметим, что Толстой никогда не был настолько наивен, чтобы считать осуществимым для современного человека идеал безбрачия, полного целомудрия. Но ведь, по его мнению, любой идеал неосуществим по самой своей природе: идеал – это призыв к высокому героизму, сокрытому в душах людей.

«…Идеал только тогда идеал, когда осуществление его возможно только в идее, в мысли, когда он представляется достижимым только в бесконечности и когда поэтому возможность приближения к нему – бесконечна. Если бы идеал не только мог быть достигнут, но ми могли бы представить себе его осуществление, он бы перестал быть идеалом» («Послесловие к «Крейцеровой сонате»), – Р. Р.

192

В конце рассказа «Утро помещика». – Р. Р.

193

«Война и мир». Я не упоминаю об «Альберте» (1857 г.), рассказе о жизни гениального музыканта. Рассказ этот очень слаб. – Р. Р.

194

Обратите внимание в «Юности» на юмористическое описание тяжких усилий, которых ему стоила игра на фортепиано. «Для меня музыка, или скорее игра на фортепиане, была средством прельщать девиц своими чувствами». – Р. Р.

195

Здесь говорится о 1876–1877 гг. – Р. Р.

196

С. А. Берс, «Воспоминания о Толстом». – Р. Р.

197

Но никогда он не переставал любить ее. Одним из его друзей был музыкант Гольденвейзер, который провел лето 1910 г. неподалеку от Ясной Поляны. Последние дни жизни Толстого он почти ежедневно приходил играть ему, в особенности когда тот был нездоров. – Р. Р.

198

Дневник от 21 апреля 1861 г. – Р. Р.

199

Не следует думать, что речь идет только о последних произведениях Бетховена. Хотя первые его творения Толстой и называет «художественными», он и их не одобряет за «искусственность формы». В письме к Чайковскому он называет, с одной стороны, Моцарта и Гайдна, а с другой – «Бетховено-Шумано-Берлиозо-искусственный, ищущий неожиданного род». – Р. Р.

200

Поль Буайе рассказывает: «Толстому играют Шопена. К концу четвертой баллады его глаза наполняются слезами. «О дьявол!» – восклицает он, быстро встает и уходит». – P.P.

201

Р. Штрауса. – P.P.

202

«Хозяин и работник» (1895 г.) – это как бы переход от предыдущих мрачных романов к «Воскресению», в котором разливается свет божественного милосердия. Но повесть эта ближе к «Смерти Ивана Ильича» и народным рассказам, чем к «Воскресению», с которым ее сближает только происходящее в конце чудесное перерождение человека эгоистичного и малодушного под влиянием порыва самопожертвования. Большую часть повести занимает реалистическое, до мельчайших деталей, описание того, как злой хозяин и безропотный слуга ночью в степи попали в метель и сбились с дороги. Хозяин, который сначала пытается убежать, бросив своего спутника, возвращается и, обнаружив, что слуга наполовину замерз, ложится на него и согревает его своим телом, принося себя в жертву; он не знает, почему он так поступил, но глаза его наполняются слезами, ему кажется, что он стал Никитой, которого он спас, и что его жизнь перешла в Никиту: «Жив Никита, значит, жив и я». Он почти забыл, что он – это он, Василий Брехунов. Он думает: «Василий не знал, что надо делать, а я теперь знаю». И он слышит голос, которого ждал, голос, который только что велел ему лечь на Никиту (здесь видно сходство с одним из народных рассказов). И он отвечает радостно: «Иду, иду!» Он чувствует, что он «свободен и ничто уж больше не держит его…» Он умер. – P.P.