Анри Труайя - Лев Толстой

Анри Труайя

Лев Толстой

Часть I

Истоки

Глава 1

До Льва Толстого…

Наполеон и Александр I обменивались верительными грамотами и отзывали послов, обещали своим народам мир и отправляли их воевать, не жалели тысяч солдат под Эйлау, обнимались в Тильзите. Но старый князь Николай Сергеевич Волконский, с 1800 года живший в уединении в своем поместье Ясная Поляна, оставался глух к волнениям мира, где ему больше не находилось места. По правде говоря, никто не знал истинной причины его внезапного охлаждения к общественной деятельности. В окружении князя поговаривали, что во всем виноват его сильный и независимый характер. Когда-то он отказался жениться на юной Вареньке Энгельгардт, племяннице и любовнице грозного фаворита Екатерины II Потемкина: «С чего он взял, чтобы я женился на его б…?» Но несмотря на столь высокомерный ответ или благодаря ему, императрица выделила Волконского. Он был произведен в гвардейские капитаны и сопровождал Екатерину в Могилев на встречу с Иосифом II Австрийским. Быстро продвигаясь по служебной лестнице, был назначен чрезвычайным послом в Берлин, командовал Азовским пехотным полком, стал военным губернатором Архангельска. Впрочем, последнюю должность получил от желчного и взбалмошного наследника Екатерины – Павла I, а потому нельзя с уверенностью сказать, шла речь о милости или опале. В любом случае, противостояние между ними не заставило себя долго ждать. И когда однажды в конце делового письма от императора не оказалось привычной формулы «Остаюсь к Вам благосклонный», Волконский понял, что карьера его окончена, и, предваряя события, попросил отставки.

Обосновавшись в Ясной Поляне, этот образованный, энергичный и весьма гордый человек решил больше не напоминать о себе. Князь имел обыкновение говорить, что ни в ком не нуждается, те же, кто хотят видеть его, должны преодолеть всего 196 верст, отделяющие имение от Москвы.[1] Нередко он закрывался в гостиной и рассматривал генеалогическое дерево своего рода – словно хотел лишний раз убедиться в собственной значимости. Причисленный к лику святых Михаил, князь Черниговский, сжимал в руке ствол, от которого отходили могучие ветви с известными именами. Если верить преданию, Волконские происходят от Рюрика, один из потомков которого в XIV веке получил во владение земли по берегам реки Волконы недалеко от Тулы. Князь Федор Иванович Волконский геройски погиб на Куликовом поле, генерал Сергей Федорович участвовал в Семилетней войне и был бы убит, но иконка, которую он носил на груди, остановила вражескую пулю.[2]

В знак признания заслуг этого замечательного семейства Николаю Сергеевичу Волконскому разрешено было иметь в Ясной Поляне двух вооруженных часовых. В поношенных мундирах, киверах, с ружьем на левом плече, они день и ночь прохаживались между двумя побеленными башенками из розового кирпича с круглыми крышами, стоящими при въезде в имение. Всем – крестьянам, поставщикам, именитым приглашенным – эти стражи напоминали, что хозяин дома напрасно старается делать вид, что окончательно порвал со светом и не имеет никакого влияния при дворе.

В Тульской губернии его уважал каждый. Крепостные любили и побаивались князя. Он советовал им, как лучше обрабатывать землю, следил, чтобы у них были добротные дома и одежда, вдоволь еды, защищал от придирок местной администрации, устраивал в их честь праздники. Суровость его была всем известна, хотя к телесным наказаниям он не прибегал никогда. К семи часам утра человек восемь крепостных музыкантов в пышных блузах, коротких штанах, белых чулках и туфлях собирались за пюпитрами под столетним вязом. Мальчишка с кувшином теплой воды, пробегая мимо, кричал: «Проснулся!» Тут же маленький оркестр принимался за дело, и в окна княжеской опочивальни струилась симфония Гайдна. Закончив утреннюю серенаду, солисты расходились – кормить свиней, работать в саду, вязать чулки.

Если в доме были гости, вне зависимости от своего положения в момент «великого подъема» все собирались в передней. Когда же открывались обе створки двери, каждый из присутствующих ощущал легкий трепет при виде медленно приближающегося невысокого, сухонького старичка в напудренном парике, с густыми черными бровями и горящим молодым взглядом. Он быстро отделывался от назойливых посетителей и отправлялся на прогулку, пешком или в коляске, по своему имению, которым очень гордился.

Просторный парк был густым, заросшим, с липовыми аллеями, гигантскими кустами сирени, бузины, орешником и березами, тенистыми лиственницами.

Тут же – четыре пруда, полные карпов, речка Воронка, сад, десяток изб. Деревянный господский дом с колоннами и фронтоном в неогреческом стиле всегда был свежевыкрашен в белый цвет. По бокам – два флигеля. С высоты открывался взгляду холмистый ландшафт и старая дорога на Киев, откуда в теплое время года доносился монотонный скрип повозок, направляющихся в Тулу, крики возничих.

Князь Волконский любил природу, книги, музыку, редкие цветы, которые росли у него в оранжереях, ненавидел охоту. Считал, что суеверия и праздность – источники всех пороков. С первыми боролся, читая французских энциклопедистов, от второй защищался «Воспоминаниями», которые писал, стоя за высокой конторкой, занятиями математикой или вытачивая на станке, с глазами, горящими от восторга, в клубах пыли и стружек – табакерки.

Но большую часть времени он посвящал воспитанию своей единственной дочери от брака с княгиней Екатериной Дмитриевной Трубецкой – Марии. Княгиня умерла в 1792 году, когда девочке едва минуло два года.[3] Оставшись вдовцом, князь проникся истинным обожанием к этому бледному, нескладному, послушному ребенку, но так как не выносил проявлений чувств, держал себя с дочерью прохладно. Прежде всего, ему хотелось обогатить ее ум знаниями, поэтому она учила не только французский, который в свете предпочитали русскому, но и английский, немецкий, итальянский. Имея прекрасный вкус, великолепно играла на фортепьяно, интересовалась историей искусств. Отец сам занимался с ней алгеброй и геометрией, но с таким пылом и жесткостью, что та чуть не падала в обморок, чувствуя терпкий запах напомаженной старости, когда князь склонялся над ней, задавая вопросы или делая внушение. И если он не мог вырастить из нее математика, то, по крайней мере, надеялся воспитать по своему образу и подобию – развить в дочери хладнокровие, логику, трезвый ум, подготовить спокойно воспринимать все превратности судьбы. В общении с этим властным, язвительным человеком Мария научилась скрывать свои чувства, но осталась девушкой эмоциональной, любящей помечтать. Заботилась о бедных, читала французские романы и считала вполне естественным посвятить свою жизнь отцу. Мысль о замужестве даже не возникала у нее: никогда не захочет князь разлучиться с ней! К тому же она не была красива, унаследовала густые отцовские брови, краснела при встрече с незнакомыми людьми. Княжна не интересовала никого. Можно предположить, что острый взгляд Николая Сергеевича Волконского отпугивал всех молодых людей в радиусе тридцати верст. Единственный удостоился его милости: один из двух сыновей князя Сергея Федоровича Голицына и все той же Вареньки Энгельгардт, от женитьбы на которой он сам отказался в юности. Дружба между князьями завязалась довольно поздно, и, чтобы скрепить ее, они решили поженить своих детей, не спросив их согласия. Для начала обменялись семейными портретами, выполненными крепостными художниками.