Николай Островский - Раиса Порфирьевна Островская
Их было немного, всего одиннадцать. Но Островский тщательно следил, чтобы они не затерялись. Во всех документах, материалах и рукописях у Островского был заведен строгий порядок: все исправления в тексте выписывались отдельно; составлялся перечень поправок, который и рассылался в издательства.
Как только Островский узнавал об очередном предполагаемом издании романа, он сейчас же посылал в издательство список необходимых изменений и исправлений и просил обязательно поместить на титуле номер очередного издания. Он сам вел учет изданий. По его просьбе была заведена общая тетрадь («розовая», как мы ее называли по цвету обложки), в эту тетрадь вписывали очередное издание с указанием города, издательства, тиража и цепы.
При получении новой книги, в часы отдыха Островский любил ее «смотреть».
— Ну, давай-ка сейчас книгу мне. Какой тираж? Сколько стоит книга?
Эти вопросы были всегда первыми. И если книга стоила дорого, это очень огорчало Островского:
— Надо, чтобы книга была дешевой, чтобы она была доступна любому!
16
Резонанс
К началу 1935 года роман Николая Островского выдержал несколько изданий на русском языке, был переведен на украинский и на польский. Читатели засыпали автора письмами, полными благодарности.
Николай Островский ждал, однако, и другой реакции: он хотел знать мнение профессиональных критиков. Он понимал, что книга «далека от совершенства». С жадностью ловил в печати все, что писали о книге.
Вот как обрисовывает современный исследователь реакцию профессиональной критики на появление книги Островского:
«…За пределами журнала («Молодая гвардия». — Р. О.) ее пока не замечает никто… Полное молчание толстых литературных журналов. Островского обсуждает комсомольская пресса.
Тогда было такое положение, что издательства сами выпускали библиографические вестники, рекламировали свою продукцию. Выходил тоненький справочник издательства «Молодая гвардия», посвященный «вопросам молодежной печати». Тираж был меньше пяти тысяч экземпляров. И выходил еще более тоненький его собрат, бюллетень критико-библиографического института, который назывался «Художественная литература» и имел тираж меньше трех тысяч. Вот эти-то два крошечных полусправочных бюллетеня и поместили в декабре 1932 года первые крохотные отзывы о книжке Островского. Молодежный справочник напечатал свой отзыв среди подборки о воспоминаниях бывалых людей (рядом был раздел «Творческий смотр молодняка», здесь фигурировали Решетов, Протва — «писатели»; Островский в «писатели» не попал, он прошел по разделу «В огне боев»). Справочник «Художественная литература» отметил молодого автора между перепиской с начинающими и «Трибуной консультанта», отзыв был благожелательным, в нем выражалась надежда, что в будущем автор лучше справится со сложностями художественной формы. О распространенности этого бюллетеня можно судить по тому, что сам Островский в течение почти полугода не мог достать его, чтобы прочесть о себе.
И еще выходил в ту пору такой же тоненький и очень злой журнальчик «Рост», созданный в свое время как организационный бюллетень РАППа. В середине 1933 года и он отрецензировал книжку Островского, простив автору «недостаточно богатую языковую культуру» ради правильности содержания…
Вот и все для начала.
Единственный орган печати, который с первой секунды регулярно и добросовестно поддерживал Островского, — это сама напечатавшая его «Молодая гвардия». Здесь бережно отрецензировали отдельное издание и выразили надежду, что в последующей работе автор избавится от стилистических несовершенств. Здесь поместили и первые отклики читателей, бурно приветствовавших Корчагина, — но даже и здесь никто еще не чувствовал, что придет за этими первыми разрозненными откликами. Здесь регулярно поминали «молодого рабочего автора» в обзорах и перечнях и столь же регулярно выражали надежду, что вторая часть повести будет более умелой в литературном отношении…»[30]
Первое время почти вся профессиональная критика хранила молчание. Однако потом она наверстала упущенное.
Приведу выразительный отрывок из речи ответственного редактора «Комсомольской правды» В. М. Бубекина на X съезде комсомола в 1936 году.
Бубекин:
— Молодежь жаждет видеть в книгах своих сегодняшних героев… Стахановцы — знамение нашего времени. Они вносят свои стахановские поправки и в требования к литературе. Одни произведения они отбрасывают прочь, другие произведения делают своими любимыми. Характерно, что очень часто это делается, невзирая пи на какие нормативы, установленные штатной критикой. Возьмите, например, книгу Николая Островского «Как закалялась сталь». Эта книга имеет большой заслуженный успех. А вы знаете, как критика встретила эту книгу? Заговором молчания. Сначала даже трудно было эту книгу издавать.
Секретарь ЦК ВЛКСМ А. В. Косарев бросает реплику:
— Книжка «Как закалялась сталь» была издана вопреки литературной критике силами ЦК комсомола и «Молодой гвардией».
Бубекин:
— Правильно! А теперь литературные критики готовы приписать эту заслугу себе. Это с ними часто случается. Увидев, что книжка имеет успех, что ее берут нарасхват, они начинают шуметь: «Вот видите, а мы что говорили?» (Смех в зале.)[31]
К концу года на позиции признания книги встала и «Литературная газета». 26 ноября 1936 года в ней было напечатано следующее:
«Литературные снобы, пытавшиеся не заметить книгу Островского «Как закалялась сталь», вынуждены были в конце концов нарушить заговор молчания и признать, что ее появление является событием для советской литературы. Но, аллилуйски повторяя это, льстиво восторгаясь успехом книги «Как закалялась сталь», многие из этих жрецов искусства все же настойчиво пытаются, как это ни странно, вывести Островского из советской литературы. Отдавая дань его благородству и мужеству, они пытаются говорить о нем как о человеке, стоявшем или «выше» литературы, или в какой-то «почетной стороне» от нее…»
Огромное значение для признания романа профессиональной критикой имел очерк Михаила Кольцова. Кольцов посетил Островского в Сочи 1 ноября 1934 года. Беседовали они долго, расстались друзьями; Кольцов ушел от Островского, покоренный силой его духа, мужеством. Очерк Кольцова так и назывался: «Мужество». 17 марта 1935 года очерк появился в «Правде».
«Бойкие молодые человеки, — писал Михаил Кольцов, — нарифмовав похлеще пару страниц в толстом журнале, сорвав хлопки на ответственной вечеринке, уже рвут толстые авансы, уже бродят важным кандибобером по писательским ресторанам, уже пудрят фиолетовые круги под глазами и хулиганят на площадях в ожидании памятников себе… Маленький, бледный Островский, навзничь лежащий в далекой хатенке в Сочи, слепой, неподвижный, забытый, смело вошел в литературу. Отодвинул более слабых авторов, завоевал сам себе место в книжной витрине, на библиотечной полке. Разве же он не человек большого таланта и беспредельного мужества? Разве он не герой, не один из тех, кем может гордиться наша страна?
И главное — что питало эту мужественную натуру? Что и сейчас поддерживает духовные, физические силы этого человека? Только безграничная
