Дмитрий Ястржембский - Гоголь в Москве (сборник)

Сведения о том, где в Москве бывал Гоголь в последние месяцы своей жизни и с кем поддерживал дружеские связи, у нас скупы и отрывочны. Оли не раскрывают даже приближенно «карту гоголевских мест» в эти дни. Конечно, он бывал по-прежнему у А. И. Кошелева. Известно его приглашение А. И. Кошелевым 2 февраля 1852 года на обед, на котором должен был присутствовать декабрист М. М. Нарышкин, иногда нелегально приезжавший в Москву из своей тульской усадьбы1. По недоразумению Гоголь на этот обед не попал. С видным московским декабристом М. М Нарышкиным Гоголь встречался и ранее, о чем свидетельствует краткая помета в его записной книжке, предположительно датируемой 1846–1851 годами: «Нарышкин на Пречистенке, в собств[енном] доме, Михал Мих[айлович] Нарышкин, бывший в Сибири»2. Единственный известный нам дом, принадлежавший Нарышкиным на нынешней улице Кропоткина, это перестроенный и расширенный дом № 16, в котором помешается ныне Дом ученых. В 1845 году этим домом владеют уже Мусины-Пушкины, бывшие в родстве с Нарышкиными. Член Союза благоденствия с 1818 года, участник тайного совещания Южного и Северного обществ в 1824 году об установлении республиканского правления, полковник М. М. Нарышкин после восстания 14 декабря был лишен дворянства и сослан на каторжные работы в Нерчинские рудники; в 1837 году он был переведен рядовым на Кавказ, где получил чин прапорщика, в 1844 году ему было разрешено выйти в отставку и жить в своем тульском имении без права выезда. Все эти данные говорят о том, что знакомство Гоголя и Нарышкина могло произойти лишь после сентября 1848 года, так как ранее встретиться в Москве они не могли. Запись «Нарышкин… и собственном доме» может быть объяснена нередко бытовавшей в Москве привычкой именовать дома по прежним, привычным для памяти, владельцам

В феврале 1852 года свидание Гоголя и Нарышкина все же состоялось, что явствует из вторичной записи Гоголя в той же памятной книжке: «Михал Михалч Нарышкин, село Высокое, 7 верст от Тулы»3. Очевидно, собираясь продолжить следующим летом свои поездки по России, Гоголь после этого свидания намеревался посетить и Нарышкина.

В начале 1852 года Гоголь встречался в Москве с известным маринистом И. К. Айвазовским. Впоследствии художник рассказывал, что его «поразила страшная худоба, бледность и страдальческое выражение лица великого нашего писателя. Тогдашний Гоголь был тенью того веселого, милого собеседника, которого Айвазовский видел в Риме и во Флоренции двенадцать лет тому назад… Немногими словами разменялся он с Иваном Константиновичем…»4. Где в этот приезд в Москву останавливался Айвазовский, нам неизвестно.

В эти же месяцы Гоголь продолжал бывать у Хомяковых и делиться с ними написанным. Через несколько лет после его смерти Ю. Ф. Самарин, вспоминая эту зиму, писал А. О. Смирновой: «Я глубоко убежден, что Гоголь умер оттого, что он сознавал про себя, насколько его второй том ниже первого, сознавал, и не хотел самому себе признаться, что он начинал подрумянивать действительность. Никогда не забуду я того глубокого и тяжелого впечатления, которое он произвел на Хомякова и меня раз вечером, когда он прочел нам первые две главы второго тома. По прочтении он обратился к нам с вопросом: „Скажите по совести только одно — не хуже первой части?“ Мы переглянулись, и ни у него, ни у меня не достало духу сказать ему, что мы оба думали и чувствовали»5. Можно полагать, что Гоголь читал им значительно дальше первых двух глав. Генерал Бетрищев, Петр Петрович Петух, по определению В. В. Вересаева, достойны «стать рядом с самыми яркими образами первого тома… Горестное снижение творчества мы замечаем только там, где Гоголь начинает рисовать показательных „хороших людей“… — где „Собакевича он пытался перерядить в Костанжогло, городничего — в благородного генерал-губернатора, Абдулина — в непроходимо добродетельного винного откупщика Муразова“»6.

Из сохранившихся отдельных записок и приглашений Гоголю7 явствует, что он бывал также в семье Репниных, с которыми он особенно сблизился во время жизни в Одессе. Там В. Н. Репнин даже отвел ему особую комнату для работы. Посещая Репниных в Москве, Гоголь неоднократно читал свои произведения, в том числе «Тяжбу». Жили они в собственном доме в Леонтьевском переулке (улица Станиславского), установить который не удалось.

Вероятно, Гоголь продолжал бывать у архитектора Ф. Ф. Рихтера, который в 1851 году купил собственный дом на Большой Никитской (ныне № 3 по улице Герцена; возможно, что дом подвергся переделкам).

По-прежнему Гоголя можно было встретить у Д. Н. Свербеева. Сын его. вспоминает «тот последний вечер, который он, за несколько недель до. своей смерти, провел у отца моего на Собачьей площадке… Гоголь был в особенном ударе и рассказывал нам самые смешные и забавные анекдоты, причем, пока мы разражались громким хохотом, оставался всегда серьезным и невозмутимым»8. Свербеевы в 1851–1852 годах жили в собственном доме (улица Вахтангова, № 13, дом не сохранился).

Екатерина Александровна Свербеева

Надо полагать, что в эту зиму Гоголь посещает и профессора Ф. И. Иноземцева, нуждаясь в его медицинских советах. Доктор А. Т. Тарасенков пишет: «Гоголь был на руках у своего приятеля Иноземцева, с которым был короток и который его любил искренно»9. В 1851 году Иноземцев переехал в дом Мухановой в Мертвом переулке (ныне улица Николая Островского, № 6, дом не сохранился)[35].

Но наиболее часто он бывал, вероятно, у Шевырева и Аксаковых. В значительной мере эти визиты обусловливались и деловой необходимостью. Еще осенью Гоголь сообщал О. М. Бодянскому, что он «затеял новое полное издание своих сочинений… В трех типографиях начал печатать… будет четыре больших тома. Сюда войдут все повести, драматические вещи и обе части „Мертвых душ“. Пятый том я напечатаю позже, под заглавием „Юношеские опыты“. Сюда войдут некоторые журнальные статьи, статьи из „Арабесок“ и прочее»10. Надобность в издании давно назрела. По словам Гоголя, «второе издание моих сочинений нужно уже и потому, что книгопродавцы делают разные мерзости с покупщиками, требуют по сту рублей за экземпляр и распускают под рукой вести, что. теперь все запрещено»11. Еще находясь в Одессе, осенью 1850 года он обеспокоенно запрашивал Шевырева: «Я уже давно не имею вестей из Москвы. Да, есть ли у тебя экземпляр (первого издания. — Б.З.), чтобы отдать в цензуру, и какому цензору? Я думаю, лучше Лешкову. Им Погодин был всегда доволен»12. Профессор Московского университета В. Н. Лешков был цензором «Москвитянина». Обращаясь к нему, Гоголь, мог рассчитывать и на влияние Погодина, с которым Лешков был в приятельских отношениях. Сохранилось письмо Гоголя (лето 1851 г.) к Лешкову «с просьбой спасти доселе отпечатанные мои сочинения от уничтожений, от измене[ний], переправок и пробелов и [дать] возможн[ость] изданья их в том виде, как изданы они д[о] с[их] п[ор]» 13. Вероятно, в связи с подготовкой издания Гоголь посещал Лешкова. Последний жил в собственном доме (ныне № 15 по Новой Басманной улице).