Станислав Поплавский - Товарищи в борьбе

Приказом Советского Верховного Главнокомандования наиболее отличившимся при освобождении польской столицы частям и соединениям Советской Армии и Войска Польского были присвоены почетные наименования Варшавских. Варшавскими стали 2-я пехотная дивизия имени Г. Домбровского, 1-я кавалерийская бригада, 3-я гаубичная артиллерийская бригада, 1-я пушечная артиллерийская бригада, 13-й самоходный артиллерийский полк, 1-я танковая бригада имени героев Вестерплятте, 1-й отдельный разведывательный батальон, 1-я саперная бригада, 6-й отдельный мотопонтонный батальон, 7-й отдельный мотоинженерный батальон и 3-й отдельный мотострелковый батальон нашей 1-й армии.

Части Войска Польского - преемники фронтовых традиций - и поныне носят эти славные наименования.

В память о победе и как символ боевой дружбы двух братских армий в Праге воздвигнут гранитный монумент. Поляки называют его "Братерство брони". На граните на двух братских славянских языках высечены слова: "Слава героям Советской Армии - товарищам по оружию, которые отдали свою жизнь за свободу и независимость польского народа!"

Глава девятая.

Следы преступлений

Из Варшавы мы вернулись в Пясечно, где располагался КП армии. А на другой день утром сюда пожаловала с "дипломатическим" визитом важная персона. Причем меня она рассматривала в качестве единоличного представителя военной власти в... Польше.

Началось с того, что адъютант смущенно доложил:

- К вам... маршал Шиманский.

- Просите.

И вот передо мной высокий седой человек в добротной бобровой шубе.

- Профессор университета имени Стефана Батория, бывший маршал сената Юлиан Шиманский.

- Садитесь, пожалуйста, - сказал я, удивленный таким визитом. - Чем могу служить?

Он ответил не сразу, видимо раздумывая, с чего начать. И начал издалека. Рассказал о структуре власти в довоенной Польше, о польской конституции, о роли сената и сейма.

"К чему бы все это?" - удивился я, пока мой посетитель певучим неторопливым говорком всячески восхвалял порядки в буржуазно-помещичьей Польше и их "демократические" принципы.

- Чего же хочет пан Шиманский? - я остерегался назвать его маршалом, понимая, какие авансы дал бы этим.

- О-о, пане генерале, чего могу я хотеть, уже пожилой человек, повидавший жизнь? Только одного: соблюдения закона, соблюдения конституции.

- Не совсем понимаю.

- Я уже имел честь вам говорить о конституции Польши. - При этом он нагнулся ко мне, словно собирался поведать нечто строго конфиденциальное. Вот и хочу, чтобы вы, пане генерале, встали на ее защиту. У вас армия, у вас сила! А только это и имеет вес в политике.

- Нельзя ли еще яснее, пане Шиманский?

- Хорошо. Я буду совершенно откровенен. Я являюсь единственным оставшимся в живых маршалом сената. И поэтому считаю своей обязанностью обратиться к вам как представителю армии, представителю реальной силы в нашей несчастной, разрушенной войной и оккупацией стране с просьбой, чтобы вы способствовали созданию правительства, действующего на основании конституции 1935 года.

- Вы забываете, господин Шиманский, или не желаете знать того, что с июля 1944 года на освобожденной территории страны существует легальное польское правительство - Польский комитет Национального Освобождения, который несколько дней назад переименован во Временное правительство. Вы опоздали, пане Шиманский!

- Апрельской конституцией 1935 года предусмотрено...

- Сейчас в Польше мартовская конституция, принятая в 1921 году, более демократичная, чем апрельская. После победоносного завершения войны с гитлеровцами и освобождения всей польской территории народ, по всей вероятности, изберет сейм, который разработает новую конституцию. Вы просто не осмысливаете событий, пан Шиманский. Старой Польши больше нет и никогда не будет. Крайова Рада Народова провозгласила Польскую Народную Республику.

- Но армия должна сказать свое веское слово. Долг Войска Польского стоять на страже закона.

- Армия именно и стоит на страже законности, защищает интересы народа, народную власть и народную Польшу.

- А все-таки вы подумайте, пане генерале! Войска в ваших руках, они послушны вам. В ваших силах направить страну по правильному пути...

- Народная Польша и идет по правильному пути. К старому возврата нет. Впрочем, обо всем этом вам лучше поговорить со сведущим человеком.

И я пригласил Петра Ярошевича. Шиманский еще раз высказал свои взгляды, намекнул на силу армии, за которой, по его мнению, последнее слово.

Бывший маршал сената беседой с нами остался явно недоволен. Застегнув свою богатую шубу, он молча вышел из комнаты...

Мы с Ярошевичем долго смеялись.

- Итак, мы не использовали шанса получить при посредстве пана маршала высокие "правительственные" посты, - сказал я с деланным сожалением.

Днем позже Главком Роля-Жимерский вызвал меня в Варшаву. Путь мой лежал через Езерну на Вилянув. Потеплело, и разбитая грузовиками дорога покрылась липкой грязью. Но военные машины встречались редко: войска ушли дальше на запад. А по обочинам, как и прежде, тянулись вереницы людей, возвращавшихся в родные места.

Дымились руины Варшавы... Кругом царила мертвая тишина, словно на кладбище. Я невольно обнажил голову.

Среди развалин показалась одинокая согбенная фигура. Это оказался еще не старый мужчина. Увидев меня, он подошел и, укоризненно качая головой, сделал широкий жест рукой:

- Посмотрите, что наделали изверги с нашей столицей!..

Его звали Ксаверий. Он житель Варшавы, но все годы оккупации скрывался. Теперь вернулся на родные пепелища и бродил, не находя пристанища.

Ксаверий стал моим проводником. Мы осмотрели Театральную площадь, где лежал в развалинах взорванный фашистами знаменитый столичный театр оперы и балета. Потом побывали на Пляцу Замковом, и там Ксаверий показал мне подорванную немцами колонну, на которой раньше возвышался бюст польского короля Зигмунда.

Время приближалось к двенадцати. Попрощавшись с Ксаверием, я поспешил к замку Бельведер. По разбитым улицам шли немногочисленные прохожие. На обгорелых стенах зданий пестрело множество наклеенных листочков бумаги. Остановив машину, я прочитал некоторые из записок: "Янек, я у тети. Иди туда", "Сынку, твоя мать жива. Ищи меня у Залесских. Жив ли ты, сынок?", "Не ищите меня, я ушел с Войском Польским бить немцев. Станислав", "Где моя жена и дети? Кто знает об этом, сообщите парикмахеру Юзефу. Окончевский Войцех", "Вся семья Понизовских погибла в Майданеке. Не ищите их. Я видел их смерть. Живу в подвале этого дома. Фишер Юзеф".

Почти за каждой запиской угадывалась горестная судьба людей, острая боль по невозвратимой утрате...