Варлен Стронгин - Александр Керенский. Демократ во главе России

Глава десятая

Земельные и другие страсти по России

Не слишком много места на планете занимает суша, еще меньше – земля, способная плодоносить, земля-кормилица. И не случайно вокруг нее во многих странах мира велись и продолжают вестись споры между крестьянами и властью. Однако если в большинстве государств отношения землевладельцев и правительств отрегулированы с помощью законов, стимулирующих фермерское землепользование, то в России и в наше время этот вопрос еще далек до окончательного решения.

Временное правительство постановило, что земля должна быть передана тем, кто ее обрабатывает. Для этого через три недели после падения монархии был создан Главный земельный комитет с отделениями по всей стране. 20 мая он опубликовал директиву об основных принципах, которые определяли будущую реформу, «в соответствии с новыми потребностями экономики, с пожеланиями большинства крестьян и программами всех демократических партий». Это вызвало ярость крупных помещиков, стремившихся сорвать реформу, что выразилось в их попытке свергнуть Временное правительство в августе 1917-го. «Большевики, со своей стороны, – писал в мемуарах Керенский, – всеми силами старались помешать мирному ходу реформы… вызвать анархию и замешательство. Действуя по инструкциям Ленина, им удалось летом и осенью 1917 года побудить наиболее отсталые и невежественные элементы в деревне, взять осуществление закона в свои руки, что вылилось в разграбление помещичьих усадеб и разворовывание зерна. Временное правительство старалось положить конец злонамеренному подрыву величайшей в истории Европы земельной реформы, в редких случаях прибегая к применению силы».

А. И. Шингарев, в прошлом земский врач, знакомый с жизнью крестьян, выступавший в Думе по продовольственному вопросу, был назначен министром земледелия. 12 марта по его инициативе, поддержанной Львовым, Милюковым и Керенским, правительство сообщило, что в казну отбираются земли Николая II – кабинетские земли, – а 16 марта это постановление было распространено и на земли всей фамилии Романовых, на так называемые земли удельного ведомства. В декларации, обращенной к крестьянам, говорилось, что «земельная реформа… несомненно станет на очередь в Учредительном собрании… Насилие и грабежи – самое дурное и опасное средство в области экономических отношений». Аграрную политику Временного правительства безоговорочно поддержали ведущие социал-демократы партии. Меньшевики приняли резолюцию: «Аграрные беспорядки могут быть полезны не крестьянству, а только контрреволюции». На Петроградской областной партии эсеров, к которой примкнул Керенской, утверждалось: «Всякие попытки к немедленному захвату частновладельческих земель могут гибельно отразиться на правильном течении сельскохозяйственной жизни…» Александр Федорович объяснял народу, что «в любом демократическом государстве частная собственность неприкосновенна». 11 апреля правительство приняло закон «Об охране посевов», гарантируя помещикам арендную плату при передаче земли крестьянам, а также компенсацию «произведенных ими – помещиками – затрат на посевы в случае „народных волнений“.

Председателем Главного земельного комитета был назначен профессор политической экономики А. С. Посников, прогрессист, управляющий крестьянскими и дворянскими банками, в которых, как уже отмечалось, помещичьи земли на 60 процентов были заложены и перезаложены, передача их крестьянам привела бы к бесповоротному крушению всей банковской системы страны. Уже на первом заседании Главного комитета он поддержал Керенского: «Необходимо рассеять одно очень распространенное в настоящее время заблуждение, будто бы при предстоящей земельной реформе вся земля будет отнята у землевладельцев безвозмездно. Комитет должен заявить, что этого не будет». Легче, конечно, было бы пойти на поводу у «невежественных» элементов в деревне, воспользоваться моментом для укрепления своего авторитета у толпы, но Временное правительство хоть и называлось «Временным», но думало о налаживании постоянной и стабильной жизни в стране. И пошло ради этого на непопулярный шаг, хотя хлебные очереди не уменьшились от передачи Министерства земледелия из рук царского сановника Риттиха в руки Шингарева.

25 марта Временное правительство было вынуждено утвердить закон о хлебной монополии, по которому излишки помещичьего хлеба переходили в распоряжение государства и распределялись между нуждающимися. Несколько ранее, 11 марта, петроградские фабриканты подписали соглашение с Петроградским Советом о введении восьмичасового рабочего дня. Россия не моментально, но нацелено пошла по пути демократических реформ. Кстати, введение хлебной монополии вызвало резкий протест I съезда Всероссийского торгово-промышленного комитета. Родзянко в специальном письме доказывал Керенскому необходимость отмены такой «рискованной меры». Александр Федорович отвечал ему, что она вызвана войной и трудностями в заготовке хлеба. Шингарев говорил об этой мере как о «горькой необходимости». Волнения крестьян продолжались.

Для этого времени очень характерна судьба великого русского композитора и пианиста Сергея Рахманинова.

Сезон 1916/17 года выдался у него напряженным – тридцать пять концертов в Москве и других русских городах. В конце декабря 1916 года ему пришлось прервать турне и на несколько дней уехать в свое имение в Ивановку, где по невыясненным причинам произошел пожар. Вернувшись к концертам, он часть сборов передал в кассу Русского музыкального фонда, созданного А. И. Зилоти для помощи нуждающимся музыкантам и их семьям. Февральскую революцию Сергей Рахманинов сперва встретил сочувственно, а потом и с превеликой радостью. Он полагал, что теперь изменится вся жизнь, увидев, что положено начало осуществлению свободы, справедливости и раскрепощения личности. Об этом свидетельствует его письмо, опубликованное в газете «Русские ведомости» в разделе «Московские вести»: «Свой гонорар от первого выступления в стране, отныне свободной, на нужды армии свободной при сем прилагает свободный художник С. Рахманинов».

25 марта состоялся его концерт в Большом театре. Весь сбор, за вычетом расходов, в сумме 5785 рублей 29 копеек передавался по просьбе Рахманинова Военному министерству на нужды армии. Он пытается поддержать Керенского и Временное правительство в войне с Германией, желая победы родине. В апреле Рахманинов уехал в Ивановку. В деревне было неспокойно. Композитор загрустил, почувствовав к себе враждебное отношение крестьян. У него была мысль отдать им имение и землю. Но от этого пришлось отказаться, так как его долговое обязательство банку не было погашено и ему, даже подарив Ивановку, все равно пришлось бы выплачивать долг, для чего нужно было много концертировать и писать музыку. Рассчитывать же на большой заработок в современных условиях было нереально. Наступление большевиков на свободы испугало его. Единственным выходом для себя он считал концертную поездку за границу, но со времени начала войны оттуда не поступило ни одного приглашения. Прожив в Ивановке три недели, Рахманинов уехал в Москву. Перед отъездом с печалью ходил по лесу, окрестным полям, предчувствуя окончательное расставание с родным и дорогим сердцу местом. Весть об Октябрьском перевороте застала его во время переработки знаменитого Первого фортепианного концерта в Москве. В стране началась разруха. Была реквизирована его Ивановка, в которую он вкладывал почти все, что зарабатывал концертами. Он никогда никого не эксплуатировал. Действия большевиков были для него непонятными и кощунственными. Он предугадывал наступающую нищету, боялся за судьбу семьи, и более всего – детей. Творческая работа его была заторможена, артистическая деятельность прекратилась. Поэтому, получив приглашение из Швеции на десять концертов, Сергей Васильевич тут же принял его. Жизнь без искусства была для него бесцельной. Обстоятельства вынуждали спешить с отъездом. 23 декабря Рахманиновы выехали из Петрограда в Стокгольм. Никто не провожал их. Только Федор Иванович Шаляпин на прощание передал с посыльным трогательную записку и кое-что из продуктов на дорогу. Поколесив по Европе, 10 ноября 1918 года Сергей Рахманинов прибыл в Нью-Йорк, где через несколько лет встретил Шаляпина. Так становились эмигрантами великие сыны России.