Абдурахман Авторханов - Сталин. Путь к диктатуре

Но так как при их допросах, по всей вероятности, не применялись методы физических пыток, то обвиняемые категорически отказались признать себя виновными. Каменев заявил на этом суде: «Я должен сказать, что я по характеру не трус, но я никогда не делал ставку на боевую борьбу». Когда же ему суд сообщил, что его судят за возглавление террористического «Московского центра», Каменев иронически заметил: «Я ослеп — дожил до пятидесяти лет и не видел этого центра, в котором я сам, оказывается, действовал».

К этому же сводились и показания Зиновьева, который, однако, указал на одну важную деталь: многих из сидящих с ним на скамье подсудимых в качестве членов его «Московского центра» (16 человек) он впервые в своей жизни увидел здесь на суде (во всех московских процессах рядом с известными деятелями партии и государства НКВД сажал и своих совершенно неизвестных агентов-провокаторов как «свидетелей-соучастников»).

Но одно Зиновьев и Каменев все-таки признали: поскольку коммунисты, которых расстреляли по делу «Ленинградского центра» (группа Николаева), когда-то были их единомышленниками, постольку они, Зиновьев и Каменев, несут за них «моральную ответственность». Это было не то, чего Сталин требовал от них, но пока пришлось этим ограничиться.

Каменева и Зиновьева присудили лишь к тюремному заключению за «моральную ответственность» в деле убийства Кирова. У Сталина было много времени и столько же терпения. Главное — лед тронулся!..

Зиновьевцы ошибались, если они думали, что они так легко отделались от назойливой охоты Сталина за их головами. Осужденных Зиновьева и Каменева Сталин не отправил в Сибирь, а разместил по одиночным камерам на Лубянке, разместил, главным образом, за их же оплошность: кто сказал «А», должен сказать и «Б». Сталин дал новое задание Ягоде с неограниченными полномочиями — выбить из них это «Б». Сталин ему, вероятно, обещал то же, что и министру государственной безопасности Игнатьеву во время «дела врачей»: «Если ты не добьешься признания врачей, мы тебя укоротим на голову!» А при помощи каких методов? О них нам сообщил тот же Хрущев: «Эти методы были просты: бить, бить и еще раз бить». И Ягода и его помощники били зиновьевцев до тех пор, пока они не подписали фактические показания о том, что они не только убили Кирова, но собирались убить Сталина, Кагановича, Ворошилова, Жданова, даже Косиора, Постышева, Орджоникидзе и Ягоду (в этот список почему-то не был включен Молотов).

В августе 1936 года состоялся первый открытый политический процесс в Москве над старыми друзьями Ленина, организаторами большевизма — бывшим председателем Коминтерна Г. Зиновьевым и заместителем Ленина по Совнаркому (правительству) Л. Каменевым, над старыми большевиками, руководителями Октябрьской революции и гражданской войны Евдокимовым, Смирновым, Бакаевым, Мрачковским, Тер-Ваганяном плюс над десятьью агентами НКВД как «соучастниками-свидетелями» «троцкистско-зиновьевского террористического центра».

В агентах НКВД особой нужды и не было: зиновьевцы и троцкисты признавались во всем, не отговаривались и не упирались, как на первом январском процессе 1935 года. Прокурору Вышинскому оставалось лишь цинично констатировать:

«Можно сказать, что процесс 15–16 января 1935 года для Зиновьева и Каменева был своего рода репетицией нынешнего процесса, которого они, может быть, не ожидали, но от которого они, как от судьбы, не ушли».

Однако, признаваясь и в убийстве Кирова, и в подготовке убийства Сталина и сталинских соратников, Зиновьев и Каменев категорически отвергали совершенно к делу не относящееся, но упорно выставляемое Вышинским второстепенное обвинение: при успехе своего заговора Зиновьев и Каменев решили убить своих исполнителей. «Да, Сталина мы решили убить, но убийц Сталина — нет», — утверждали они.

Это возмущало Вышинского до крайности. По этому поводу он заявил в своей речи:

«Когда я говорил о тех методах, при помощи которых действовали эти господа, я показал, старался показать, как глубоко и низко было падение этих людей — и моральное, и политическое… Я говорю об их плане уничтожения следов своих злодейских преступлений… Бакаев намечался на пост председателя ОГПУ. Зиновьев и Каменев не исключали того, что в распоряжении ОГПУ имеются нити о подготовлявшемся государственном заговоре, и поэтому они считали важнейшей задачей назначить Бакаева председателем ОГПУ. Он должен был перехватить эти нити, а затем уничтожить их, как и самих физических исполнителей их распоряжений.

Первую часть Зиновьев и Каменев не отрицают, а вторую часть отрицают. Она слишком кошмарна, и Зиновьев сказал, что это из Жюль Верна… Это фантазия, арабские сказки… Но разве мы не знаем, что в истории такие примеры бывали… где участников заговора физически уничтожали рукой организаторов заговора, как это было с уничтожением Рема и его сподвижников! Так почему же вы это называете Жюль Верном?»

Практика Сталина показала, что это действительно не из Жюля Верна. 25 августа 1936 года как Зиновьев и Каменев вместе с их друзьями, так и агенты-провокаторы НКВД были все до единого расстреляны. Но на этом закончилась и провокаторская роль самого Ягоды. Ровно через месяц — 25 сентября 1936 года — Сталин и Жданов протелеграфировали из Сочи Молотову и Кагановичу:

«Мы считаем абсолютно необходимым и спешным, чтобы тов. Ежов был бы назначен на пост народного комиссара внутренних дел. Ягода определенно показал себя явно неспособным разоблачить троцкистско-зиновьевский блок. ОГПУ отстает на четыре года в этом деле. Это замечено всеми партийными работниками и большинством представителей НКВД».

Эту телеграмму Хрущев комментирует так:

«Строго говоря, мы должны подчеркнуть, что Сталин не встречался с партийными работниками и поэтому не мог знать их мнения.

Сталинская формулировка, что „ОГПУ отстает на четыре года“ в применении массовых репрессий и что нужно „наверстать“ запущенную работу, толкнула НКВД на путь массовых арестов и казней».

Спрашивается, как это Ягода не справился с «троцкистско-зиновьевским блоком», после того как он блестяще провел процесс Зиновьева и Каменева и расстрелял их? Нет, Ягода справился и справился великолепно. Весь мир был изумлен фантастически-подробными, внешне совершенно не вынужденными признаниями подсудимых в самых тяжких обвинениях против них со стороны НКВД (Ягода), прокуратуры (Вышинский), Военной коллегии Верховного суда СССР (Ульрих).

Суд кончился без единого эксцесса, подсудимые в своих последних словах глубоко каялись в несодеянных преступлениях, Вышинский торжествовал, Ягода ждал нового ордена и нового поручения, а Сталин снимает его с поста шефа НКВД и бесцеремонно сажает в подвал того же НКВД! Сталина надо было бы обвинить в неблагодарности, если бы это не было первым справедливым арестом за все время советской власти.