Мишель Нюридсани - Сальвадор Дали

Всегда склонный к «ультраизму», Бунюэль оставался звездой и самым большим оригиналом среди обитателей Резиденции до появления там Лорки. Он являл собой тип этакого гуляки с грубоватыми манерами богатого арагонца, обожал разные шутки и chuleria[144].

Слово «chuleria» означает «типично испанское» поведение, отличительными чертами которого являются агрессивность, мужская брутальность и чрезмерная самоуверенность. Бунюэль сам признавал, что таков, и почти всегда раскаивался в подобном поведении.

Судите сами. Ему очень нравились грация и изящные движения одной профессиональной танцовщицы из клуба «Палас дель Гиело», которой он дал прозвище «Блондинка».

По его признанию, он часто ходил в этот дансинг только для того, чтобы полюбоваться на нее. А поскольку он постоянно надоедал своими рассказами о ней Дали и другим своим приятелям, то они как-то вечером решили пойти в «Палас» вместе с ним. Блондинка танцевала с каким-то мужчиной. Он был в очках, с маленькими усиками и таким серьезным видом, что друзья тут же окрестили его «Доктором». Дали, не разделивший восторга Бунюэля по поводу Блондинки, заявил, что он разочарован. Девушке, на его взгляд, не хватало шарма. «Ты не прав! — бросился на ее защиту уязвленный Бунюэль. — Просто ее партнер никуда не годится». После этой реплики он встал и направился к столу, за который только что присели Блондинка и Доктор, и надменно обратился к последнему: «Я пришел сюда вместе с двумя друзьями, чтобы полюбоваться на то, как танцует эта девушка, но вы ей мешаете. Так что не танцуйте больше с ней. Это всё». Бунюэль ожидал отпора, но ровным счетом ничего не произошло. Доктор не произнес ни слова, встал и отправился танцевать с другой женщиной. Пристыженный и уже начавший раскаиваться в содеянном, Бунюэль наклонился к Блондинке, чтобы извиниться: «Я в отчаянии от того, что только что сделал. И танцую я еще хуже, чем он».

А еще Бунюэль пытался убедить всех в своих гипнотических способностях. Однажды ему удалось усыпить бухгалтера их заведения, приказав тому неотрывно смотреть на палец. «А теперь, — тут же признался он, — главное, разбудить его, что будет потруднее».

Он рассказывал, что однажды в каком-то борделе, пытаясь с помощью гипноза привести в чувство девицу, которую только что поколотил ее любовник, он, даже не заметив этого, усыпил ее сестру, хлопотавшую на кухне. «Случай с Рафаэлой действительно уникален. Однажды она впала в каталепсию[145], когда я просто проходил по улице мимо их борделя, — пишет он и добавляет: — Мне даже удалось избавить ее от проблем с мочеиспусканием, просто поглаживая ей живот и что-то приговаривая». Когда однажды Бунюэль, сидя в кафе неподалеку от этого борделя, оказался за одним столиком со студентами-медиками, выразившими сомнения по поводу его гипнотических способностей, он приказал Рафаэле — мысленно — прийти к ним и сесть рядом, и она действительно послушалась его и пришла...

Спустя семь или восемь месяцев после описываемых событий Рафаэла умерла. А Бунюэль после этого навсегда прекратил испытывать свой гипнотический дар на ком бы то ни было.

«Не пытаясь увидеть в этом что-то сверхъестественное», он начинает заниматься предсказаниями. Короче, он испробует все эти сюрреалистические штучки еще до того, как Рене Кревель[146] и Робер Деснос[147] приобщат к ним Бретона в «эпоху сновидений», устраивая спиритические сеансы и упражняясь в экстрасенсорике.

Федерико Гарсиа Лорка поселится в Резиденции двумя годами позже Бунюэля, но жил он там не постоянно, а наездами, порой долго отсутствовал. Родом он был из Гранады. В 1918 году у него уже вышел очень симпатичный сборник рассказов под названием «Впечатления и пейзажи», он написал их в девятнадцать лет и издал за свой счет. В этой книге, напечатанной в типографии «Траверсет» в легком романтическом стиле, он описывал свое путешествие по Старой Кастилии и Леону, Авиле, Вальядолиду, Саморе, Саламанке и Бургосу с его монастырями, путешествие, которое он совершил со своими товарищами под руководством преподавателя истории искусства Мартина Домингеса Берруэтты. Всему и вся нашлось место в этой книжке: и прекрасным закатам, и прохладной тени, и маленькой кастильской таверне на «золотом холме», и привокзальным садикам, и заброшенной церквушке, и Гранаде, и — уже тогда — смерти.

У этого нового обитателя студенческой резиденции все карманы были полны стихов, и читал он их, как никто другой.

Он был чертовски обаятельным. И чертовски талантливым.

Звездой Резиденции был он.

Как и все остальные, Бунюэль не устоял перед его обаянием. «Наша дружба, глубокая и искренняя, — рассказывает он, — завязалась с самой первой нашей встречи. Несмотря на то, что у неотесанного арагонца и аристократичного андалузца не было ничего общего — а, может быть, именно благодаря контрасту — мы стали почти неразлучными. По вечерам он уводил меня в рощу за резиденцией, мы устраивались на траве (лужайки вперемежку с дикими зарослями тянулись тогда до самого горизонта), и он читал мне свои стихи. Читал потрясающе».

Так же потрясающе пел, аккомпанируя себе на рояле, имевшемся в Резиденции.

Еще в десять лет Лорка узнал, что такое «безраздельная любовь к музыке». Он занимался сольфеджио и гармонией, познал искусство фуги, брал уроки игры на пианино и скрипке, учился сочинять музыку. Вместе со своим учителем музыки он разбирал партитуры, разучивал оперные партии. Музыка была для него таким же обычным делом, как человеческая речь. Именно своему учителю музыки дону Антонио Сегуре, не называя его имени — из скромности, как он потом скажет, — посвятил он свои «Впечатления и пейзажи». «Незабвенной памяти моего старого учителя музыки, который с видом влюбленного идальго запускал в свои волосы цвета потемневшего от времени серебра свои руки, которые так чудесно играли на пианино и создали столько модных ритмов, и в груди которого чарующие звуки какой-нибудь сонаты Бетховена способны были пробудить прежние страсти. Он был святым. Со всем моим уважением и преданностью. Ф.Г.Л.».

Лорка никогда не заставлял публику упрашивать себя что-нибудь сыграть: место за инструментом было его «обычным» местом. Он играл на пианино и говорил. Он комментировал то, что играл, и аккомпанировал своим словам, приглашая слушателей к дискуссии и обмену мнениями, при этом всегда оставаясь доброжелательным, приятным и интересным собеседником.

Когда поздним вечером оркестр, выступавший в кафе «Альмейда», заканчивал работу и складывал свои инструменты, Лорка поднимался на эстраду и до самого утра играл на пианино.