Андрей Раевский - Воспоминания о походах 1813 и 1814 годов

Наполеон спешил в Париж; французы, все еще ослепленные непобедимостью вождя своего, принесли новые, неслыханные жертвы для утоления ненасытимого его честолюбия, – и что русские сделали из любви к царю и стране отечественной, то совершали французы из предубеждения и страха. Новое, почти столь же многочисленное воинство быстро пронеслось через цветущие берега Рейна… Но обстоятельства изменились. Пруссия не упустила случая свергнуть железное иго французского самовластия: 200 000 прусаков взяли оружие и присоединились к дружинам русским, которых знамена развевались уже на Эльбе. Кончина князя Кутузова огорчила ратников, но не лишила их мужества. Благодарная отчизна оплакала своего спасителя, каждый воин завидовал знаменитой смерти его. Обремененный лаврами, сопровождаемый благословениями вселенной, почил великий по многотрудном, блистательном поприще жизни деятельной, благу сограждан посвященной! В то же самое время благородный Понтекорво с храбрыми шведами, следуя по стопам Густава-Адольфа, явился стражем освобожденного Берлина. Занятие многих крепостей на Висле и Одере, бой на равнинах Люценских и двадцатидневная борьба авангарда нашего с многочисленной ратью французов в окрестностях Бауцена предшествовали перемирию… Великодушные монархи России и Пруссии желали отклонить кровопролитие и прочным миром утвердить благосостояние и силу своих владений – переговоры в Праге не имели никакого успеха, и сама Австрия, обманутая в своих ожиданиях, увидела ясно, что все сношения с честолюбивым императором Франции останутся без успеха, что он желал только выиграть время для усиления войск своих и для нанесения союзникам удара решительного; тогда и сам Франц, жертвуя связями родства благу подданных, решился силой оружия преклонить к справедливости врага тишины и спокойствия. Полки его присоединились к полкам союзников, стан которых сделался пристанищем всех великих мужей Европы… И сам Моро оставил скромное уединение, дабы советом и рукой действовать совокупно к низложению тирана Франции. Дружба Александра и славная смерть были сладостной наградой для добродетельной души этого героя.

Подвиги Блюхера при Кацбахе и Яуере, сражение под стенами Дрездена, истребление корпуса Вандамова в ущельях Кульма, победа при Денневице и, наконец, славная битва народов на полях Лейпцигских – довершили падение Наполеона. Немцы, сражавшиеся еще под знаменами хищника, целыми полками переходили к братьям и единоземцам. Путь от Лейпцига до пределов Франции подобился торжественному шествию… Всякий шаг ознаменован победой и славой. Снова начались переговоры в Шатильоне, но имели равный успех с прежними. Союзники продолжали свои действия; Бриенна, Краон, Фер-Шампенуас и многие другие знаменитые победы открыли им путь к Парижу; наконец, высоты Бельвиля и Монмартра огласились кликами мужественных мстителей – и гром русский загремел над туманной столицей Франции: гибель и разрушение оной были неизбежны, – милосердие Александра и покорность жителей спасли ее! Имя Людовика было заветом мира; низложение Наполеона – порукой в его прочности. И брат венценосного страдальца, принявшего ужасную казнь по приговору неблагодарных подданных, наставленный горестным двадцатипятилетним опытом бедствия, явился, как ангел-искупитель, уврачевать тяжкие язвы отчизны, исступлением и гордостью на край гибели низверженной!..

Увенчанные неувядаемыми лаврами славы истинной, сопровождаемые благословениями всех народов, возвратились русские в Отечество, которое, забыв уже грозные бури протекшего, с радостным восторгом приняло великодушных чад, честь и красу своего века, верную надежду в спокойной будущности, оплот необоримый против замыслов враждебных!

Вот краткое и самое слабое изображение происшествий, в течение менее двух лет совершившихся. Какой ужасный, невероятный переворот в положении всех держав европейских! Любимец судьбы и счастья Бонапарт, из праха ничтожества на первую степень величия земного вознесшийся, влачит остаток горестных, стыдом и раскаянием отравленных дней в мрачном изгнании. Воображение теряется в безвестных путях будущего, если предположить, что Россия была бы жертвой его властолюбия, – дорога московская вела безумца в Индию… падение Англии делало его властелином Европы, но и целый мир казался бы тесен для исполинских предприятий ничем не обузданного честолюбия!.. Боги и народ русский отвратили бедствия, грозившие вселенной! Цари познали опытом, что не одна победа, не одно рабское повиновение подданных ограждает безопасностью трон их, что привязанность людей свободных, теплая вера, честь и великодушие – суть самая надежная стража престола. В превратностях счастья познается величие государей: война в России доказала Александру, сколь много умеет народ ценить кротость и добродетели своих монархов; Наполеон в несчастье увидел, сколь ненадежна и ничтожна власть деспота. Страх заставляет молчать, но в напастях необыкновенных действуют общее мнение и чувства сердечные. Святая брань эта показала и народам, что твердое мужество, преданность царю и единодушие суть непоколебимые оплоты политического и гражданского бытия их. Россия и Испания свидетельствуют это торжеством своим над врагами неисчислимыми.

Многие тысячи храбрых погибли, сражаясь за Отечество; благодарные сограждане увековечат их память; много вождей пало впереди дружин своих: храбрый Кульнев, Багратион – друг славы и воинства, юный Кутайсов – надежда побед предбудущих, благородный Сен-При встретили смерть как герои; другие, в блеске торжеств и славы, опочили на лаврах своих: спаситель Отчизны Кутузов, Дохтуров – непоколебимый в боях и опасностях, подвигами воинскими и добродетелью славный Строганов, и великодушный Барклай де Толли, победитель французов и злобной зависти! Гроб их оросился слезами признательных соотечественников!..

Многим назначил Промысл в объятиях родных, под мирным кровом отеческого дома успокоиться от трудов понесенных; они счастливы славой России и великими воспоминаниями прошлого! Многие герои, начальствуя и поныне грозными дружинами русских, готовы на новые опасности! Живы еще Милорадович, Ермолов, Беннигсен, Раевский, Витгенштейн, Сакен, Остерман и другие вожди брани отечественной! Всевидящее око, сияющее на груди воинов, указует путь к победам, еще блистательнейшим…

VI

Москва

Проехав одну станцию от Калуги, взорам моим представились горестные следы вторжения иноплеменников, столь жестоко и праведно наказанных Провидением. Снова поля волнуются богатой жатвой, снова тучные пажити покрыты бесчисленными стадами, снова добрые русские поют веселые песни. Время испытания и гнева Божия было кратковременно: они успели забыть их; но не скоро, думаю, изгладятся из памяти злобные, самую природу возмущающие подвиги новых гуннов. Села и грады, обращенные в пепел, поруганные храмы, повсюду воздымающиеся могилы старцев, юношей и дев, похищенных смертью преждевременной, останутся вечными свидетелями просвещения и душевных доблестей великой нации! Чада чад наших с трепетом благоговейным приближаются к стану Тарутинскому, к холмам Малоярославским, исполнятся духом предков, низложивших Аттилу девятнадцатого столетия, – и пламенное мщение огненной струей пробежит в их жилах. Тоска ужасная теснила грудь мою, взирая на несчастные жертвы честолюбия единого. Чем виновны миллионы трудолюбивых поселян, и без того столь скупо природой награжденных, что одному извергу на берегах южной Европы в часы бессонницы пришла дерзкая мысль повелевать вселенной! И без того осуждены они жертвовать кровавым потом целой жизни для модной шляпки какой-нибудь Лаисы или для бутылки гибельного яда, который на несколько мгновений усыпит угрызения совести нового Сарданапала! И когда золото рекой льется в сундуки коварных иностранцев, когда миллионов мало для насыщения уже чрез меру пресыщенных сынов роскоши, когда почитается необходимостью бросать тысячами тунеядцу-персиянину за пеструю шаль, нередко закрывающую прелестный стан ветреной модницы, – в то время, думал я, добрые и несчастные не имеют крова от свирепости стихий, не имеют куска черствого хлеба для прокормления умирающих семей своих, не имеют покойного часа для отдохновения от тягостных трудов! И с каким христианским терпением сносят они свой жребий! Вы, прославляющие Дециев и Регулов чужеземных, вы, почитающие знанием высоким, необходимым изучения деяний героев веков протекших, – оставьте тягостное и часто бесполезное исчисление времени происшествий, возьмите страннический посох и на пепелищах хижин, рукой врагов низложенных, научитесь ценить дух и деяния своих современников, и что еще приятнее – своих соотечественников! Нужны примеры для подражания! – скажете вы. Тюренн учился у Цезаря, Цезарь – у Александра. Но кто учил этих великодушных, мужественных россиян? Кто учил этого почтенного крестьянина, отсекшего руку, французами запечатленную? Кто научил этих страдальцев-смольян[31] предпочесть смерть игу поносному? Науки суть лестница к величию. Но истинное величие родится с нами, и нередко случается, что сын знаменитого полководца храбр только на охоте, сын министра трудолюбив только за карточным столом!