Николай Долгополов - Главный противник. Тайная война за СССР

Потом по заданию Центра выехал в Алжир. Предстояло устроиться на длительное оседание там. В Алжире еще стояли французские войска, но президентом был уже Ахмед Бен Белла.

В этой стране никто не знал ни английского, ни немецкого, ни уж тем более, датского. Через знакомого француза, говорившего по-немецки, точнее, через его приятелей, устроился на работу техническим чертежником. Все инженеры и архитекторы там были швейцарцы, а уж они говорят по-английски, по-немецки, по-французски и по-итальянски. А в Алжире в то время даже многие арабы говорили только по-французски. Доходило до курьезов. Когда Бен Белла решил переименовать все улицы и их названия вывели арабской вязью, беспорядок начался потрясающий. В общем, пришлось мне в Алжире выучить и французский, а впоследствии, много позже, еще и итальянский. До сих пор нормально говорю на всех этих языках.

В Алжир приехала ко мне жена.

— Как же вы сумели объяснить ее приезд местным?

— Поженились мы в Москве перед самой командировкой. В Союзе она находилась на подготовке. А когда приехала, мы нашли для нее соответствующую легенду. У меня были знакомые пожилые французы. Кто-то из них уехал, кто-то умер. Зато у нас был адрес, по которому жена теоретически могла в свое время жить. Приехала она, конечно же, как немка, а французский выучила уже в Алжире. В этой стране мне повезло: спустя два года после получения независимости алжирцы стали уничтожать документацию на всех иностранцев, живших там до этого. Потом я запросто мог говорить в других государствах, что 20 лет прожил в Алжире, где зарабатывал много денег.

А жена забеременела, и нам было предложено выехать в Западную Германию, чтобы там уже окончательно задокументировать свою женитьбу. Ведь паспорта у нас обоих были липовые. Сначала заехали в Тунис, затем в Голландию, потом во Францию. После этого я поехал в город Штутгарт. А жену оставил на границе во французском Страсбурге.

— Почему вы въехали в ФРГ в одиночестве?

— Не мог я ее взять, потому что не знал, как у меня повернутся дела.

Я, как вы помните, технический чертежник, и мне надо было искать работу, чтобы где-то в ФРГ поселиться. Штутгарт — город большой, в нем — десятки учреждений. Но попал я туда в августе в разгар летних отпусков. Пришлось устроиться чернорабочим в химчистку: только туда и взяли. Причем обещали платить как квалифицированному рабочему и, если буду трудиться добросовестно, через три месяца в таковые и перевести. Так оно и произошло. Был тогда в этом городе довольно свободный режим. Поэтому мы без труда получили внутренние удостоверения личности и официально поженились. Вскоре переехали в Мюнхен, где я снова устроился на работу в химчистку. Там у нас родился сын, потом дочь. После рождения детей получили вместо наших прежних внутренних удостоверений настоящие западногерманские загранпаспорта.

Через некоторое время нас вызвали обратно в Россию. Дома провели пару месяцев. И я получил задание выехать на длительное оседание в одну из стран Бенилюкса. Поселился я в столице. Искал работу — и как чертежник, и как рабочий химчистки. Ушло на это шесть месяцев, трудно было устроиться. В конце концов, попал я в крупную гостиницу, в подразделение химчистки и прачечной. Кстати говоря, был я действительно рабочим квалифицированным, и вскоре сделали меня руководителем этого сектора. Я нашел квартиру, и ко мне приехала жена с двумя детьми.

— А дети не догадывались, из какой они страны?

— Нет. Сын пошел в детский сад, дочь мы устроили в ясли. Между собой они говорили только по-французски, а с нами — только по-немецки.

— Русского не знали?

— Откуда же?

— А два месяца дома в России?

— Не давали им русский язык выучить. Не знали они его совсем.

По приезде ко мне жена устроилась в столице преподавателем немецкого языка в школу, которая была аккредитована при НАТО. Там учились дети натовских сотрудников. Сначала занималась с ними частным образом, потом учила их в школе немецкому.

Мне же предложили должность генерального директора одной крупной химчистки.

— Бенилюкс, НАТО — наверняка вы добывали сведения об этом военном блоке?

— Шла оперативная информация.

— Помогало, что супруга преподавала в натовской школе?

— Естественно. Вообще, даже работая в химчистке, можно добывать актуальную информацию.

— У нас были свои агенты?

— Нет, агентуры у меня не было. Я там был один. Но в 1970 году жена тяжело заболела, и пришлось возвращаться на Родину. Потом она умерла. А мне предложили работать одному по кризисным точкам.

— Что это такое?

— В тех странах, с которыми мы не имели дипотношений и где возникали кризисные ситуации. В 1970—е годы это в основном Ближний и Средний Восток — Израиль и арабские государства. Легализовался на жительство в Италии. У меня установились хорошие связи с фирмами, выпускавшими материалы для химчисток — химикаты, машины. И мне предложили быть их представителем во всех странах мира, кроме самой Италии. Меня это устраивало. Был прописан в Риме, но бывал там по два-три месяца. Разъезжать приходилось по другому региону — Египет, Иордания, Израиль, Кувейт, Ливан. Затем Саудовская Аравия и много еще чего.

— Вас во все эти места легко пускали? А как с визами?

— Тут такая история. Если в то время у человека в паспорте были израильские отметки, проставленные на КПП о въезде туда, его не пустили бы ни в одну арабскую страну. Пришлось идти в западногерманское посольство: «Что же мне делать, друзья?» Они говорят, получай новый паспорт, дубликат. И с этим дубликатом западногерманского паспорта я разъезжал по арабскому Востоку. То есть один паспорт был для Израиля, другой — для арабского мира. В регионе у меня были полезные связи — родственники министров, в том числе и в Ливане, офицеры израильской армии, политики в Израиле и в Египте.

Однажды в Иерусалиме случился курьез. Захожу вечером в кафе. Беру 50 граммов водки, вернее, 40 — у них такая двойная порция. И кружку пива. Огляделся вокруг, смотрю, сидят три старичка: все места заняты. А у них — одно свободное. Подхожу, по-немецки спрашиваю: можно с вами присесть? Евреи в основном все немецкий знают. Говорят: пожалуйста. Спрашивают меня: немец? Отвечаю: «да». И один из них мне рассказывает: «Знаешь, во время войны я служил в советской военной разведке, и меня однажды забросили в немецкий тыл». И я, говорит, вам, сволочам, во как дал прикурить. И с такой гордостью он это сказал, с такой ностальгией, с таким уважением к советской разведке…