Раиса Горбачева. Жизнь и принципы первой леди СССР - Георгий Владимирович Пряхин
Во время последнего визита в Англию для выступления Михаила Сергеевича британское правительство предложило Гилдхолл – чрезвычайно престижный зал в Лондоне, центр лондонского Сити. Эта почесть иностранным гостям оказывается крайне редко, подчеркивает особое уважение. По старой английской традиции церемония в Гилдхолле предполагает обязательные элементы в одежде: женщина должна быть в шляпке и перчатках, а мужчина – во фраке, визитке или военной форме.
Для нас было сделано исключение. Г-жа Тэтчер проявила уважение, тоже решив не надевать, вопреки традициям, головной убор и перчатки. Во время этого же визита Михаил Сергеевич и я были в Виндзоре, состоялась встреча с королевой. В Англии аудиенция королевы – высший знак дипломатического протокольного внимания. Я еще раньше узнала, что любимый цвет королевы Елизаветы II – синий, «роял блу», он обычно присутствует в ее одежде. Узнала, что члены королевской семьи и гости королевы стараются при ней не использовать этот цвет в своих костюмах. Я тоже постаралась исполнить традицию.
В ходе официальных визитов глав государств помимо основной программы визита хозяева по традиции всегда предлагают еще и отдельно дополнительную программу для супруги. Как правило, эта программа также согласовывается заранее через МИД. Хозяева учитывают интересы, пожелания гостей, но прежде всего, конечно, гость должен тоже иметь в виду возможности и предложения хозяев. Мне иной раз приходилось слышать в поездках относительно моих программных мероприятий от людей, кто был со мной рядом, наших же, моих соотечественников: «Раиса Максимовна, неужели Вам это интересно? Неужели Вы не можете придумать себе ничего другого?» Придумать можно, но осуществить – далеко не всегда. Хотя иногда потихоньку, «втихомолку» я и вырываюсь из жестко обусловленных рамок программы. Так, в Финляндии в 1990 году «инкогнито» убежала посмотреть «церковь в скале» и побродить по улицам Хельсинки. В Сан-Франциско вне запланированной программы предприняла вылазку в прибрежный район города, побывала в China Town, в семейной бакалейной лавке, а на площадке прогулочного трамвайчика побеседовала с кондуктором. Растрогавшись, она предложила мне любезность: воспользоваться бесплатной услугой ее подруги-парикмахера – она, мол, сделает мне красивую американскую прическу.
– А мне особенно запомнилась лавка. Право выбора лавки было за шефом охраны с американской стороны – Ваше «бегство», конечно же, лежало целиком на его ответственности. Малоразговорчивый – чаще просто молча улыбался в усы, – импозантный, с седыми висками. Вылитый Фолкнер в лучшие годы. Но когда мы вместе с Вами вошли в лавку, у меня глаза разбежались: бутылки, бутылки, бутылки! На любой вкус. Молодец «Фолкнер»! – знает адреса.
– Да, винный отдел там и впрямь был богатый. Впрочем, не только винный. А во Франции, в Буживале, в маленьком кафе «Розарий» я пила кофе с француженками и имела с ними совсем не дипломатический, а чисто женский разговор…
«Нестыковка» каких-то протокольных правил дипломатического этикета, на мой взгляд, послужила основой распространения в американской прессе слухов о «трениях» между Нэнси Рейган и мной. Я не воспринимала и не воспринимаю всерьез эти суждения. Нам повезло с Нэнси Рейган – мы с нею стали свидетельницами, а в чем-то и участницами величайших по своей значимости исторических встреч руководителей наших стран. Все наши переживания, волнения, тревоги – это капля в общей, рожденной этими встречами надежде людей земли: мир и будущее для всего человечества.
Помню ноябрь 1985 года. Первая встреча в Женеве. Знакомились, присматривались, «примерялись» друг к другу, вели обсуждение, дискуссии. Трудно рождалось понимание, трудно рождались первые официальные документы. Помню особняк «Мэзон де Сосюр». 20 ноября здесь давался официальный обед от имени Рональда и Нэнси Рейган в честь Михаила Сергеевича и меня. Два часа ночи – мы еще в особняке. Завтра утром вылет из Женевы, но никак не дорабатывается окончательно совместный документ. Борьба идет за каждую фразу, каждое слово, каждую букву. И все же Женева родила главное: признание, что ядерной войны не должно быть, в ней не будет победителей.
После Женевы началось оживление научных, культурных, экономических связей между нашими странами, замороженных или вообще не существовавших. Затем октябрь 1986 года. Исландия, Рейкьявик. Сколько написано уже об этой советско-американской встрече в верхах, ее драматизме! Да, мы все пережили это, но помним, понимаем и ее значимость – без Рейкьявика не было бы Вашингтона в 1987 году и Москвы в 1988-м. Не было бы встреч, которые оказались более конструктивными и более результативными, чем в Женеве. Не было бы Договора об уничтожении ракет средней и меньшей дальности. И не было бы того редкостного человеческого взаимопонимания и единения советских и американских людей, четко и ярко обозначившихся в декабре 1987 года в Вашингтоне; в 1988 году в Нью-Йорке и Вашингтоне, Миннесоте и Сан-Франциско в 1990 году. Единения во имя мира и дружбы.
В Женеве мы с Нэнси Рейган приняли участие в закладке камня в здание Музея Международного Красного Креста. Сегодня этот музей уже открыт. Хотелось бы, чтобы он, как и вся деятельность Международного Красного Креста и Красного Полумесяца, всегда символизировал сотрудничество всех государств и народов во имя понимания друг друга, доверия, во имя добра и милосердия.
Из массы впечатлений, которые остаются в моей душе после поездок Михаила Сергеевича в разные страны, главное – тысячи открытых, дружелюбных человеческих лиц. Помню Дели, Нью-Йорк, Миннесоту, Прагу, Краков, Щецин, Берлин, Дортмунд, Штутгарт, Шанхай, Мадрид, Барселону, Рим, Мессину, Милан, Нагасаки… Заполненные улицы и площади городов. На лицах симпатия и дружелюбие. В сердцах и глазах людей надежда и вера: мир может жить без насилия, мир может быть без войны.
Италия. Земля Данте и Петрарки. Россыпи памятников великой культуры. Соборная площадь Милана: мраморный, удивительно красивый ажурный собор. И столь же удивительный и незабываемый всплеск чувств многих и многих тысяч собравшихся здесь людей. Миланцы приветствуют Михаила Сергеевича и делегацию. «Гóрби, Гóрби, Гóрби!» – несется над площадью. Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе и я – рядом. Мы отстали от Михаила Сергеевича и пробиваемся через плотную массу народа. Смотрю на него: на глазах у него, как и у меня, слезы. «И ради этого, – сказал он мне тогда, – тоже стоило начинать перестройку…»
Сколько раз, вновь и вновь, я задаю себе, и не только себе, один и тот же вопрос: стоило ли Эдуарду Амвросиевичу, другу и единомышленнику Михаила Сергеевича, так ее заканчивать? Я сохранила письмо, написанное Эдуардом Амвросиевичем в особый для него и для нас, его друзей, день 60-летия со дня рождения.
«Дорогие Михаил
