Евгений Федоровский - Штурмфогель без свастики

"Надо быть начеку с этим волкодавом", - подумал Вайдеман.

- Кстати, ты хорошо выглядишь, - сказал Коссовски.

- В двадцать восемь лет рано жаловаться на здоровье.

- А почему же тогда, в Рехлине, у тебя вдруг повысилось давление?

- Ах, вот ты о чем... Честно говоря, меня преследовала неудача за неудачей. Много раз смерть заглядывала мне в глаза. Я испугался.

- Ты не пил накануне?

- Кажется, пил.

- С кем?

- С Пихтом, конечно.

- Ты дружишь с ним?

- Как сказать?.. Вначале были дружны, сейчас, по-моему, между нами пробежала какая-то кошка.

- Почему?

Вайдеман пожал плечами.

- Раньше вас что-то объединяло. А сейчас дороги расходятся? - Алый шрам на лице Коссовски напрягся сильней.

- Да нет, ты неправ, Зигфрид, - набычившись произнес Вайдеман. - Я и сам не могу объяснить это. Хотя у него сейчас свои увлечения, у меня - свои.

- Ютта?

- Откуда ты узнал? - Шея Вайдемана сделалась пунцовой.

Коссовски рассмеялся:

- Уж если одна девица занята Пихтом, то другая...

- У меня серьезно.

- А у Пихта?

Вайдеман вдруг разозлился:

- Откуда мне знать, что у Пихта?! "Значит, Ютта - ее брат Эрих Хайдте Вайдеман", - мысленно протянул ниточку Коссовски.

- Слушай, Зигфрид, если ты приехал сюда искать шпионов, так ищи где-нибудь в другом месте, а не среди нас.

Коссовски засмеялся:

- Ну что ты, Альберт, в самом деле... Наоборот, я хочу вас обезопасить в случае чего. По старой дружбе.

...Вечером Коссовски уехал к Флике. Капитан функабвера жил в походной мастерской мониторов.

- Станция водит меня за нос, - пожаловался Флике. - За все месяцы мы смогли только определить район, где действует передатчик. Это Лехфельд. Близко от аэродрома. Может быть, авиационный поселок. Три монитора день и ночь дежурят в том районе,

- Вас никто не может обнаружить?

- Нет. Мониторы скрыты палатками над канализационными колодцами. Солдаты и офицеры переодеты и делают вид, что ремонтируют канализацию.

- Вы хорошо придумали, Флике.

- Но радист замолчал... Последняя радиограмма, кажется, расшифрована.

- Да? - Коссовски чуть не выронил планшет, который держал в руках.

- А вы разве не знаете? - удивился Флике.

- Я уехал до того, как расшифровали телеграмму, - медленно произнес Коссовски.

"Они следят за мной, - подумал он. - Неужели стало что-либо известно об Испании? Кто выдал - Пихт или Зейц? Или оба вместе?"

Коссовски несколько раз хотел рассказать в абвере об убийстве связного Канариса подполковника Штайнерта, но не хватало духа пройти всего три квартала до всемогущего управления разведки вермахта. Несколько раз он садился за бумагу и рвал ее, не дописав строчки. Из троих он был самым виновным. Он приговорил Штайнерта, Зейц исполнил приговор, Пихт остался свидетелем... Если кто-то из них связан с Мартом, Коссовски будет очень трудно их обвинять.

Впрочем, нет. Коссовски найдет выход, лишь бы только напасть на след этого Марта. Резидент в Аугсбурге и, возможно, другой в Берлине снимут с него вину пятилетней давности. Даже сам Канарис...

Он простил бы Коссовски за поспешное решение в Испании. Ведь в Испании все было очень сложно и запутано. Друг оказывался красным, красный переходил на сторону Франко, как анархисты под Толедо. И откуда знал Коссовски, что Штайнерт не красный с поддельными документами? Его никто не предупреждал. Притом убивала жара, горы плавились от зноя, а с трех сторон наступали республиканцы и теснили фалангистов.

Нет, Коссовски сумел бы оправдаться, если бы нашел Марта, его радиостанцию.

На следующий день Коссовски, переодевшись в штатский костюм, зашел к Эриху Хайдте. Фотоателье помещалось в довольно просторном холле. Коссовски заметил две двери. Одна, вероятно, вела в фотолабораторию, другая - в жилую комнату. Из жилой комнаты, услышав звонок, вышел довольно молодой седоволосый человек с тростью в руке, в голубом френче люфтваффе.

У него были внимательные серые глаза, белый лоб. Он мало походил на Ютту.

Коссовски изъявил желание сфотографироваться.

- Мне кажется, вы родственник Ютты? - спросил он, усаживаясь в кресло перед аппаратом.

- Да, ее брат.

- Приятно познакомиться, Ютта меня знает. Я бывал в доме Зандлера, когда по делам министерства авиации приезжал в Лехфельд.

Коссовски назвал свою фамилию. Эрих - свою. Только как внимательно ни наблюдал за ним Коссовски, он все же не заметил бледности, мгновенно покрывшей лицо Эриха. Возможно, этому помешали вспыхнувшие софиты, на минуту ослепившие Коссовски.

"Надо предупредить Марта, а может, он знает? Нет, все равно я вложу в тайник записку", - подумал Эрих, рассматривая через матовое стекло серьезное, немного грустное лицо Коссовски, его опущенные седеющие усики, шрам на щеке.

- Вы часто видитесь с Юттой? - спросил Коссовски.

- Нет. У нее свои дела. Не понимаем мы друг друга...

Эрих вставил кассету и нажал спуск.

- Готово. У вас не найдется сигареты, господин Коссовски?

- Пожалуйста.

Эрих с удовольствием закурил и присел на подоконник. Он хотел поболтать с новым человеком.

- Признаться, тянет на фронт. Встретить бы там старых друзей. Может, со временем я бы окончил офицерскую школу.

- В каком чине вас уволили?

- Я был фельдфебелем. Летал на "дорнье". Но однажды какой-то отчаянный англичанин обстрелял нас, и вот... - Эрих показал на свою ногу.

- А почему все же у вас разлад с Юттой? - спросил Коссовски. - Она придерживается совсем других взглядов, чем вы?

- Да нет. Примерная девушка Германии...

- А вы?

- Я-то... - Эрих сделал вид, что смутился, но потом овладел собой. - Я не верю в богов. Я могу уважать вождя, но отдать жизнь хочу не за него, а за родину, у которой есть этот вождь.

- Вот вы какой! - улыбнулся Коссовски. - Но знаете, обожествление вождя - это государственная политика.

- Я солдат и мало что смыслю в политике. Отправили бы меня на фронт, и там бы я на деле, а не на словах показал, как я люблю Германию.

"Нет, этот парень, пожалуй, не может быть агентом или каким-нибудь антифашистом: он слишком простодушен", - подумал Коссовски.

- Вы часто встречаетесь с Зейцем и Пихтом?

- Зейц - мой сосед, вполне порядочный человек, он живет наверху, а Пихт... Я его видел мимоходом. Он какой-то... заносчивый. Таких не люблю.

- Почему же?

- Слишком хвастлив. Как же, бывший адъютант Удета... Таким в штабе кресты вешают направо и налево.

- Э-э, вот вы и ошиблись, господин Хайдте. Он был отличным боевым летчиком и крест получил за храбрость. Не помню точно: или он спас знаменитого Мельдерса, или Мельдерс спас его (Коссовски умышленно путал), но крест он заработал честно.

- Ну, да мне все равно, - махнул рукой Эрих.