Барбизон. В отеле только девушки - Паулина Брен

под домом с таблетками и стаканом воды, чтобы их запить. Случившееся впоследствии облетит все новостные агентства страны: пропала студентка колледжа Смит, талантливая писательница и звезда «Мадемуазель». Ее нашел брат – там, куда она спряталась, еще живую, несмотря на количество проглоченных таблеток. Это была первая попытка самоубийства Сильвии Плат.

Она вернулась из Нью-Йорка другим человеком – только не в том смысле, на какой надеялась. С одной стороны, она увенчала себя всеми привилегиями выбранного образа жизни, с другой – стремилась избавиться от них, выбросив с крыши «Барбизона» весь свой тщательно отобранный гардероб. Ничто не стоило своих восхвалений, ничто не выполнило обещаний; совершенство, которого она так страстно желала, оказалось и вправду лишь сказкой.

Глава 6

Джоан Дидион

Лето 1955 года

Сильвия Плат остро ощущала противоречия 1950-х, одновременно олицетворяя их и борясь с ними; она не смогла ни соответствовать тому, что ожидалось от женщины в ту эпоху, ни смело манкировать этими ожиданиями. Однако два года спустя в Нью-Йорк прибыла очередная партия приглашенных редакторов, среди которых была не одна будущая писательница; для них летние приключения в «Барбизоне» тоже стали «моментом истины», но выводы они сделают не такие, какие сделала Сильвия Плат.

Джоан Дидион, ставшая одной из лучших писательниц Америки и летописцев ее политической и культурной жизни, заселилась в «Барбизон» в 1955 году. Как и Сильвия, она явилась с полным ящиком призов и наград и репутацией, сулившей грандиозное будущее. Прибыла вожделенная телеграмма от Бетси Талбот Блэкуэлл – и точно такую же получила ее близкая подруга по университету Беркли, Калифорния, Пегги ЛаВиолетт. Для журнала было необычным выбрать двух студенток из одного университета, Джоан и Пегги ужасно обрадовались компании друг друга [1]. Какими бы искушенными они себя ни чувствовали, все равно, по словам Пегги, их круг общения ограничивался «девушками из среднего класса в кашемировых свитерах и юбках, двухцветных туфлях- „оксфордах“ и с блестящими волосами». А об остальном мире они знали мало.

В Нью-Йорк Джоан Дидион летела на самолете – впервые в жизни. В конце мая 1955 года путешествие на самолете еще было удовольствием, а не испытанием. А рейсы имели названия, точно и вправду обещали путешествие. Рейс «Америкэн Эйрлайнс» назывался «Золотые ворота» и нес девушек в Нью-Йорк из Сан-Франциско. Дидион было всего двадцать: миниатюрная, тонкокостная, с ямочками на щеках и светло-русыми волосами, стриженными до плеч. Примерно такая же прическа была у Сильвии Плат два года назад, когда она прибыла в Нью-Йорк на стажировку. А вот Пегги ЛаВиолетт уже приходилось летать на самолете – предыдущим летом, в Мехико, так что она просвещала Джоан, вцепившуюся в кресло.

Стюардессы (тогда никаких «бортпроводниц» в помине не было) [2] подавали пассажирам жареную белтсвильскую индейку с гарниром и соусом из потрохов. Очевидно, что тогда имена давали не только рейсам, но и индейкам. Белтсвильскую породу вывели в 1930-е – наконец-то птица вышла настолько маленькой, чтобы поместиться в духовку домашней плиты. Когда Джоан и Пегги занялись своей индейкой, они ели предельно аккуратно. Обе принарядились для полета на самолете – тогда так было принято. Мать Пегги настояла [3], чтобы дочь оделась для перелета в лучшем магазине Сан-Франциско, «Магнии». Они сразу же поднялись на этаж, где были представлены модели «среднего» ценового диапазона. Не от-кутюр этажом выше, туда они отваживались зайти редко, но и рыться на вешалках тоже не приходилось. Покупателям на «среднем» этаже полагался «консультант»: мать Пегги назвали по имени, посетительницам предложили присесть на диванчик, обитый узорчатой тканью, и попросили Пегги рассказать, куда она собирается надеть купленное. В Нью-Йорк, сказала она, в июне я буду жить в «Барбизоне» и работать в журнале «Мадемуазель» на Мэдисон-авеню. Мне придется общаться с редакторами, рекламодателями и интеллектуальной элитой Нью-Йорка, так что одеться нужно продуманно. Кивнув, консультант скрылась за зеркальной дверью, вернулась вскоре с охапкой вещей и разложила их на диванчике. Пегги, ее мать и консультант, сдвинув головы, щупали ткань, обсуждали стиль и крой и в конце концов выбрали то, что стоило примерить. Пегги ушла из магазина с темно-синим платьем-костюмом из облегченной шерсти: длинной туникой, застегивающейся до самого верха и плиссированной юбкой. Даже пристегивающийся белый воротничок имелся.

После обеда стюардесса стала разносить открытки. На одной из них был изображен лайнер DC-7 – тот самый, на котором они летели; кто-то из пассажиров пил за успешный полет в коктейль-баре самолета. Такими были полетные развлечения в 1950-е: возможность написать родным, что, мол, я высоко в облаках. Но вот открытки подписаны, и вскоре становится скучно сидеть на одном месте и слушать дребезжание корпуса самолета. Рейс «Золотые ворота» делал две промежуточные посадки [4]; в Далласе Пегги и Джоан сошли и купили коробку готовой еды, пока самолет заправлялся. Потом сели в Вашингтоне, и поскольку была пятница накануне Праздника поминовения, самолет заполнили конгрессмены. Последний участок пути оказался несравнимо тяжелее, и Пегги, сидя возле дрожащей Джоан, уверяла, что тряска вовсе не означает, будто они сейчас рухнут носом вниз, хотя собственная вера в это стремительно таяла.

Джоан Дидион была третьекурсницей, ей оставался год, а вот Пегги училась на последнем курсе и пропускала вручение дипломов, что никак не укладывалось в голове ее матери. Чего та никак не понимала – неважно, сколько раз Пегги ей пыталась объяснять, – почему ни одна девушка в Америке не променяет стажировку в «Мадемуазель» на церемонию вручения. Нью-Йорк манил, а Калифорния, наоборот, отступала на второй план [5], и Джоан с Пегги признались друг другу, как они рады, что уезжают от своих бойфрендов (Джоан возобновит отношения со своим, вернувшись в Беркли, хотя считала их отношения «безнадежными», и ей «скучно» и «безразлично»). Пегги не особенно переживала из-за оставленного бойфренда, да и вообще прекрасно обошлась бы без него, но окружение требовало иметь постоянного кавалера. За последний год [6] Пегги почти каждый уик-энд ходила на свадьбу к какой-нибудь подруге – чтобы вычеркнуть из списков очередную студентку, бросившую Беркли ради того, чтобы ехать за своим мужем в Форт-Беннинг на обязательную военную службу.

Желание Пегги нарушить тенденцию было таким же сильным, как и давление ее соблюдать. Родители приучали ее к работе: отец, учитель, летом никогда не гнушался работы на фабрике, выпускавшей консервированный горошек, ради дополнительных денег для семьи.

При всем том как-то раз, когда Пегги вытирала посуду, мать сказала: «Пегги, тебе вовсе необязательно учиться весь курс. Тебе