Франкенштейн и его женщины. Пять англичанок в поисках счастья - Нина Дмитриевна Агишева

Кэти, ты даже не представляешь, какое это счастье — жить с любимым человеком! Перси так нежен со мной. Мы много читаем и гуляем по Эдинбургу. Он без конца пишет письма — и в одном (не подумай чего, оно просто лежало на столе на самом виду!) я прочитала: «Если в свои шестнадцать Гарриет не похожа на вас, то лишь потому, что вам в вашем возрасте свойственна бо́льшая зрелость, нежели в ее годы; помогите мне образовать эту истинно благородную душу…» Письмо было адресовано некой мисс Хитченер, она учительница в Кукфилде, поместье капитана Пилфолда, брата матери Перси и его дяди. Это именно он присылает нам подарки и пытается примирить Перси с отцом, даже привлекает для этого герцога Норфолка! Вот с какими людьми мне, возможно, скоро предстоит общаться, дорогая Кэти.

А пока что на нашу голову свалился друг Перси Том Хогг. Он, после того как их обоих вынудили покинуть Оксфорд, переехал в Йорк и по совету отца занялся изучением права. Я намекнула Перси, что неплохо бы и ему помириться с сэром Тимоти, — но это привело его в бешенство, он кричал, что отец хочет упрятать его в сумасшедший дом, чему я, конечно, не верю. Сейчас мой драгоценный муж целые дни проводит за письменным столом или гуляет один, а мы с мистером Томом изучаем шотландскую историю. Вчера были в старом королевском замке Холируд и осматривали реликвии, связанные с несчастной Марией Стюарт. Мне всегда казалось, что она совсем молодой была казнена, но там хранятся ее волосы — боже, Кэти, они совсем седые! Неужели и мы когда-нибудь будем выглядеть так же ужасно? Я бы не хотела.

С Хоггом очень весело, мы с ним взобрались на холм, откуда открывается дивный вид на город. Он все время делает мне разные комплименты и норовит то взять за руку, то приобнять, чего я, конечно, не позволяю. На холме задул сильный ветер и поднял мои юбки, он хохотал, а я села, обхватила их руками и сказала, что не тронусь с места, пока ветер не прекратится. Еще он говорил какие-то глупости, что якобы Шелли мечтает о коммуне свободных либерально настроенных людей, которые живут вместе и обмениваются мыслями, чувствами, ну и всем прочим, даже самым личным. Будто бы мисс Хитченер тоже предполагалась как член этого сообщества, но она отказалась. Прекрасно ее понимаю.

Шелли обучает меня латыни и греческому и просит читать вслух — ему нравится мой голос! Из Эдинбурга мы планируем направиться в Йорк, где Хогг поможет с устройством. Туда приедет Элиза — она ждет не дождется того момента, когда присоединится к нам, мы с ней постоянно переписываемся. Папа в принципе уже смирился, а Перси из Йорка поедет в Лондон и попробует поговорить со своим отцом — надо же нам на что-то жить. Но все это неважно, все непременно устроится, я уверена. Главное то, что я так счастлива, дорогая Кэти! И мечтаю когда-нибудь познакомить тебя со своим мужем. Будь здорова и благополучна, не забывай меня.

Нежно любящая тебя Гарриет Шелли (уже не Уэстбрук!).

Письмо третье

10 августа 1814

Бат — Дублин

Моя дорогая! Спасибо тебе за поздравление в связи с нашим с Перси венчанием, теперь уже настоящим, в Лондоне, тогда я не успела ответить. Ты заметила, что мы стали гораздо реже писать друг другу? Взрослые женские заботы. И у тебя, и у меня.

Обвенчали нас в церкви Святого Георгия на Ганновер-сквер в Вестминстере в марте, а кажется, что прошла с того момента целая вечность. Я должна перейти сейчас к главному, из-за чего пишу это письмо, чем хочу поделиться с тобой, но не могу, не могу. Словно пытаюсь задержаться в том прекрасном — как теперь выясняется — времени, когда в нашу жизнь еще не ворвалась эта женщина.

А между тем все как раз стало налаживаться, во многом благодаря его светлости герцогу Норфолку, который пригласил нас — Перси и меня с Элизой — погостить у него в имении. Я понимала, что прежде всего он хочет посмотреть, на ком это так скоропалительно женился в Шотландии его юный друг, и старалась изо всех сил. Поверь, что мои туалеты и манеры были безупречны, я пела, играла на клавесине, а когда Перси и герцог говорили о политике, скромно молчала. Герцог дал Перси немного денег и, что особенно важно, написал его отцу письмо, где охарактеризовал меня с самой выгодной стороны (мне позже рассказали об этом Хелен и Элиза Шелли). Сэр Тимоти назначил нам после этого небольшое содержание, а близкие родственники Перси — мистер и миссис Томас Гроув — пригласили пожить у них в Уэльсе! Не сочти, что я хвастаюсь, но они искренно полюбили меня и даже согласились посмотреть уэльское владение Уэстбруков неподалеку: я поняла, что они были неправильно информированы о статусе моего отца. Они считали его чуть ли не трактирщиком, и когда узнали, что у нас большой дом на Гросвенор-сквер и поместье в Уэльсе, что я училась вместе с сестрами Шелли, что у нас много слуг, то были удивлены. Конечно, мы не аристократы, как они, но деньги в наше время тоже кое-что значат, в этом я убедилась у Гроувов.

Когда родилась Ианта, ко мне с подарками приехала миссис Шелли, мать Перси. Она была так добра, что я расплакалась, и — представь себе! — она сказала, что мы с дочерью желанные гости в Филд Плейс и даже сэр Тимоти не будет возражать против нашего туда визита.

Возражал, конечно, Перси: иногда мне кажется, что он просто ненавидит своего отца. Их разногласия касаются только вопросов религии и политики. Причем никто не хочет признать, что семья-то важнее всех этих отвлеченных понятий. С Перси и правда бывает нелегко: никогда не забуду, как мы приехали в Йорк и я стояла пред прекраснейшим огромным Йоркским собором и не могла ни слова вымолвить от охвативших меня чувств. Он схватил меня за руку, потащил прочь и кричал едва ли не на всю площадь: «Что ты застыла — это всего лишь каменные груды суеверия, которое мешает воцарению истины!»

Мы обвенчались, чтобы упрочить положение Ианты. Папа был счастлив — он положил нам 200 фунтов ежегодно, сэр Тимоти — еще больше, а после смерти дедушки Перси увеличил эту сумму. Я смогла уже не только рассматривать витрины лучших лондонских магазинов, но заходить в них и делать