Кому же верить? Правда и ложь о захоронении Царской Семьи - Андрей Кириллович Голицын
Касаясь этой темы, Мурзин писал: «В известинской статье (за 19 ноября 1994 года, в которой в качестве иллюстрации была опубликована фотография, сделанная Юровским) В.Н. Соловьёв утверждает: Ермаков стоит “на том самом” мостике, который в 1919 году фотографировал колчаковский следователь Н.А. Соколов. Но почему-то до сих пор, – возмущается Мурзин, – не проведена экспертиза двух фотографий – одного и того же места на Коптяковской дороге, запечатлённого в мае 1919 года “белым” следователем Соколовым, а в августе-сентябре того же года – чекистом Юровским? И невооружённым взглядом видно: да, место то же, те же деревья, только у Соколова они весенние, а у Юровского летне-осенние. Но мостик совсем другой! Он явно заново построен». Независимо от Мурзина то же подозрение высказано в Меморандуме Зарубежной комиссии. «На этом месте стоит Ермаков на фотографии в 1919 году, а мостик этот явно перекрыт свежими брёвнами».
Конечно, откровения Ермакова вполне могут порождать недоверие и сомнение, так же как, впрочем, и весь пересказ Мурзина, ибо никакими весомыми подтверждениями он не располагает, а только на слово верить во всей этой мрачной и запутанной истории никому нельзя. Никто не может доказать, что Мурзин действительно знал Ермакова и беседовал с ним. Вполне резонно предположить, что на самом деле Мурзин всего лишь ловкач-авантюрист, придумавший такой эффектный популистский ход с открытым письмом к Святейшему Патриарху. Но в данном случае вопрос возникает уже не к Ермакову и Мурзину, а к Соловьёву, который эти фотографии извлёк на свет божий и определил их в качестве фотодокументов, подтверждающих факт существования Царской могилы. Ведь если согласиться с тем, что фотография сделана в 1919 году Юровским, то, естественно, вслед за этим можно признать версию Ермакова, из которой следует, что захоронение под мостиком, вскрытое в 1991 году, было организовано задним числом, то есть когда большевики вернулись в Екатеринбург. К этому выводу можно относиться отрицательно, но он имеет вполне разумное объяснение: таковая ситуация вполне могла реально произойти, и группа лиц, совершившая эту акцию, запечатлела себя для памяти или для отчёта, на месте, где сие деяние произошло. Но если эти фотографии, как утверждает Соловьёв, сделаны в 1924 году, то тут возникают вопросы, на которые трудно что-то вразумительное ответить. Чем, собственно, 24-й год знаменит, кроме того, что в этот год город Екатеринбург был переименован в Свердловск? Никакими юбилеями он не отмечен и ничем не соединён с событием шестилетней давности. Что могло собрать верхушку уральской власти в лесной глуши? Только желание попозировать перед объективом на «царской» могиле? Какова цель этой «кладбищенской» встречи, тем более что главная персона, Юровский, на ней не присутствует? Правда, Ермаков утверждал, что Юровский фотографировал, поэтому, естественно, самого на снимке нет, но снимал-то он (по Ермакову) в 1919 году, а не в 1924-м.
Прокурор-криминалист Соловьёв, с присущей ему самоуверенной безответственностью, без всякого объяснения заявляет, что фотографии, негативы которых он отыскал в каком-то архиве, были сделаны летом 1924 года на месте «погребения семьи Романовых» (эта фотография, если Соловьёв не придумывает только для того, чтобы эта дата не совпала с версией Ермакова, могла появиться по указанию Москвы, где таковой материал понадобился в качестве иллюстрации для сочинения Покровского, или если могилу создали именно в 1924 году. А может быть, всё как раз так и было, и Соловьёв нисколько не лукавит, называя точный год проведённой фотосъёмки, умалчивая только о поводе, который спровоцировал появление этих снимков?).
Так же безапелляционно, но уже не гнушаясь откровенного лукавства, Соловьёв утверждает: «Среди приведённых документов, исключая воспоминания Ермакова П.З. (а почему, без всякого юридического объяснения и обоснования, следствие их исключает? – А.Г.) в вопросах, касающихся организации захоронения останков Николая II, нет противоречий и разночтений (противоречия есть и есть разночтения, только прокурор Соловьёв не считает нужным обращать на них внимание и тем более давать оценку сим противоречиям с точки зрения беспристрастного следственного дознания. – А.Г.). Необходимо специально отметить, что полностью совпадают сведения людей, либо не связанных между собой по должности или роду деятельности, либо разделённые значительным временем (например, воспоминания И.И. Родзинского, М. А. Медведева (Кудрина) и воспоминания Я.М. Юровского)». Это очень бесстыдное утверждение. О разночтении Медведева-Кудрина с «Запиской» Покровского и воспоминаниями Юровского уже говорилось выше. А вот на чекисте Родзинском стоит остановиться подробнее.
Бывший член Коллегии Уральского областного ЧК Исай Иделевич Родзинский (или Радзинский, как он чаще упоминается в документах того времени) опрошен был в 1964 году заместителем заведующего Отделом пропаганды и агитации ЦК КПСС, будущим известным «прорабом перестройки» Александром Николаевичем Яковлевым. Об этом эпизоде из своей партийной жизни Яковлев оставил довольно подробный рассказ в своих воспоминаниях. Ему поручено было по распоряжению Хрущёва выяснить и доложить обстоятельства расстрела Царской Семьи. Поводом к такому поручению послужило обращение сына Медведева-Кудрина к Хрущёву, которому отец завещал передать в ЦК воспоминания о его участии в убийстве Николая II и браунинг, из которого Царь был застрелен. Тогда, после громких разоблачений «культа личности», потомки цареубийц зашевелились. Юровский-младший шлёт петиции в «родные органы», напоминая о «исторической» заслуге своего родителя, лично расстрелявшего «бывшего императора», и требует оградить «светлую о нём память» от «вражеских» наветов. «Чтобы восполнить этот пробел, – написал О.А. Платонов, – друг семьи Юровских Яков Резник пишет одну из самых фальшивых и лживых книг своей эпохи – повесть “Чекист”. В ней палач, убийца и садист представлен в образе идейного, порядочного человека». Прокурор-криминалист Соловьёв тоже аттестует Юровского как человека «честного».
Что думал Хрущёв, когда давал указание разобраться с «участниками» екатеринбургского злодеяния, неизвестно, в своих воспоминаниях он об этом никак не обмолвился. Дело это доведено до конца не было, в том же 1964 году Хрущёва отправили на пенсию. На том всё и заглохло. Но всё-таки от того короткого времени остались очень ценные свидетельства. Яковлев успел допросить бывшего помощника коменданта «дома особого назначения» Никулина и его чекистского коллегу Родзинского. Первый поведал о расправе в подвале Ипатьевского особняка, ничего особенно нового не добавив к тому, что было
