Джаннетт Уоллс - Замок из стекла
Несмотря на свои мечты о прекрасной Калифорнии, казалось, что Морин лучше всех нас приспособилась к жизни в Уэлче. Она была красива, как сказочная принцесса с длинными белокурыми волосами и огромными голубыми глазами. Морин так много времени проводила в доме своих подружек, что росла будто не в нашей семье. Многие из приглашавших ее к себе домой родителей подружек были пятидесятниками[47] и считали, что мама с папой не выполняют по отношению к ребенку родительских обязанностей и не думают о ее душе. Они часто брали ее на свои религиозные службы, которые проводились в Йоло.
Под их влиянием Морин росла очень религиозной. Ее несколько раз крестили, и она неоднократно говорила нам, что заново родилась. Однажды она сказала, что дьявол принял форму свернувшейся в обруч змеи (во время служб пятидесятников использовались змеи) и стал за ней катиться, шипеть и требовать ее душу. Брайан сказал маме, что Морин надо держать подальше от сумасшедших пятидесятников, но та заявила, что нам надо уважать все религиозные конфессии: каждая из них ставит целью помочь человеку попасть в рай.
Мама бывала философски мудрой, но ее перепады настроения мне начали надоедать. Она могла в течение нескольких дней быть совершенно счастливой и утверждать, что, если мыслить исключительно позитивно, с тобой будут происходить только позитивные события. Однако потом ее позитивный настрой сменялся негативным. Негатив налетал на маму, как огромная стая черных ворон, которые иногда появлялись в округе, плотными рядами сидя на телефонных проводах, деревьях и лужайках. Эти вороны смотрели на людей в угнетающей тишине. В такие темные периоды мама отказывалась вставать с постели и не реагировала на призывные сигналы Люси Роуз, ждавшей ее в автомобиле.
В один прекрасный день в конце учебного года у мамы произошел полный срыв. Она должна была выставлять годовые оценки и писать характеристики учащихся, но все свободное время рисовала. Курс для отстающих по чтению находился под угрозой срыва и мог потерять финансирование, и директор был на маму очень зол. Мама не могла найти в себе силы, чтобы показаться на глаза руководству. Люси Роуз в своем Dart’е некоторое время ждала маму, но потом уехала без нее. Мама лежала в постели, спрятав голову под одеяло, и плакала.
Ни папы, ни Морин не было дома. Брайан стал комично изображать, как мама плачет и страдает, но на сей раз нам не было весело. Брат собрал свои книги и вышел из дома. Лори сидела рядом с мамой, пытаясь ее успокоить. Я стояла в дверном проеме, скрестив руки на груди.
Мне было сложно поверить в то, что эта 38-летняя женщина, прячущая голову под одеялом и рыдающая как пятилетний ребенок, является моей матерью. Тридцать восемь лет – это не так много, но и не мало, и вполне достаточно для того, чтобы быть ответственной за собственную жизнь. Через двадцать пять лет, подумала я, мне будет столько же, сколько и ей. Я не представляла, как сложится моя жизнь. Я собрала свои учебники, вышла из дома и поклялась в том, что никогда не стану такой, как моя мать, которая рыдает навзрыд в неотапливаемом доме в богом забытой дыре.
Я спускалась вниз по Литтл Хобарт Стрит. Незадолго до этого прошли сильные дожди, и вода с журчанием стекала по спускающимся с горы водостокам. Мутная вода струилась и по асфальтовой дороге, отчего я промочила ботинки и носки. Подошва моего правого ботинка отваливалась и хлюпала при каждом шаге.
Меня догнала Лори, и некоторое время мы шли в полном молчании. «Бедная мама, – сказала, наконец, Лори, – ее жизнь – не сахар».
«Ее жизнь не лучше и не хуже, чем наша», – ответила я.
«Нет, хуже. Потому что она вышла замуж за папу».
«Это был ее собственный выбор, – ответила я. – Ей надо быть с папой тверже, а не истерить без толку. Папе нужна сильная женщина».
«Даже кариатида оказалась бы для папы слишком слабой», – сказала сестра.
«Это кто еще такая?»
«Столб в виде женской фигуры, – ответила Лори. – Они головами поддерживали древнегреческие храмы. Недавно я рассматривала изображение кариатиды на картинке и подумала о том, что у этих женщин была самая тяжелая задача в мире».
Я не разделяла мнения Лори. Я считала, что сильная женщина могла бы привести папу в порядок. Ему был нужен твердый и целеустремленный человек, который ставит определенные рамки и не отступает от своего слова. Мне казалось, что я была достаточно сильной для того, чтобы поставить папу на место.
Возможность узнать, правильно ли я оценила свои силы, представилась в то лето после окончания школы. Мама уехала на восемь недель в Чарльстон на повышение квалификации для продления своего разрешения на занятие преподавательской деятельностью. Или она выдумала эти курсы в виде предлога? Может быть, она хотела от всех нас отдохнуть? Лори благодаря своим выдающимся оценкам и умению рисовать получила путевку в летний лагерь для одаренных детей. И вот в возрасте тринадцати лет мне хоть и временно, но пришлось стать хозяйкой дома.
Перед отъездом мама оставила двести долларов. По ее словам, этих денег вполне должно было хватить для того, чтобы прокормить Брайана, Морин и меня в течение двух месяцев и оплатить электричество и воду. Получалось, что в неделю мы можем тратить двадцать пять долларов или чуть больше, чем три пятьдесят в день. Я посчитала и поняла, что денег действительно должно хватить. Если я смогу еще и подработать, приглядывая за чужими детьми, то отсутствие мамы должно пройти нормально.
Первая неделя прошла гладко. Я покупала еду и готовила на нас троих. С тех пор как нас до смерти перепугал человек из социальной службы и мы тогда немного прибрались в доме, минул почти год. Сейчас кругом снова был полный бардак. Однако маму хватила бы кондрашка, если бы я выкинула весь бесполезный хлам, поэтому я часами пыталась придать бардаку видимость организованности и порядка.
Папа обычно возвращался домой после того, как мы засыпали, а утром, когда мы уходили, он еще спал. Однажды днем через неделю после маминого отъезда в Чарльстон, папа застал меня дома одну.
«Дорогая, мне нужны деньги», – сказал он.
«На что?»
«На пиво и сигареты».
«У меня ограниченный бюджет, папа».
«Мне нужно немного, всего пять долларов».
Пять долларов – это два дня еды. Полгаллона молока, батон хлеба, дюжина яиц, две банки скумбрии, немного яблок и попкорн. Папа даже не удосужился сделать вид, что деньги ему нужны на что-то полезное. Он не спорил, не уговаривал и не шантажировал меня, чтобы я ему эти деньги дала. Он просто ждал, пока я достану «пятерку», и был уверен в том, что я не смогу ему отказать. И я действительно не нашла в себе силы ему отказать. Я достала пластиковый кошелек и медленно протянула ему мятую пятидолларовую банкноту.
«Ты – чудо», – сказал папа и поцеловал меня в щеку.
Я отдернула голову. И ужасно разозлилась на себя за то, что дала ему деньги. Я злилась на себя, но еще больше злилась на него. Он знал, что я отношусь к нему лучше, чем остальные члены нашей семьи, и он этим откровенно пользовался. И я чувствовала, что мной пользуются. Я поняла, что девочки из школы имеют в виду, называя того или иного парня человеком, который манипулирует людьми. Теперь я точно поняла, что это значит.
Когда папа через несколько дней снова попросил у меня пять долларов, я снова их ему дала. Я с ужасом думала об огромной дыре, возникающей в моем семейном бюджете. Еще через несколько дней он попросил у меня двадцать долларов.
«Двадцать долларов? – переспросила я, не поверив своим ушам и папиной наглости. – Зачем?»
«Черт побери, с каких это пор я должен объясняться перед собственными детьми?» – сказал папа. Потом на одном дыхании он объяснил, что занимал у приятеля автомобиль и ему нужно его заправить, чтобы потом поехать на деловую встречу с Гари. «Мне деньги нужны для того, чтобы заработать денег. Я их тебе обязательно верну», – папа прямо смотрел мне в глаза, всем своим видом давая понять, что ему не стоит противоречить.
«Мне счета надо платить, – пискнула я. Мой голос сорвался, и я ничего не могла с ним поделать. – И еще всех кормить надо».
«Не переживай по поводу счетов и еды, – заверил меня папа. – Я об этом позабочусь. Договорились?»
Я засунула руку в карман. Я даже не знала, хочу ли я достать деньги или защитить их от папы.
«Разве я тебя когда-нибудь подводил?» – спросил он.
Я уже триста раз слышала этот вопрос и всегда отвечала на него так, как ему было удобно. Все эти годы я думала, что своей верой в папу я ему помогаю. Сейчас впервые в жизни я очень хотела ему ответить, что он подводил меня и всех нас много раз. Слова были уже на языке, но я их не произнесла. Папа добавил, что он не просит у меня денег, он приказывает мне их ему дать. Ему были нужны деньги и точка. Может быть, я считаю его лжецом, человеком, который ее обманет?
Я дала ему двадцать долларов.
