Ирина Озерова - Память о мечте (сборник)

Встреча

Иногда люди стареют настолько,что от них остается лишь собственность.Они еще ездят в купленных когда-то машинах,дремлют в дедовском кресле и трижды садятся за стол,

ищут прошлое в семейном альбоме,гладят личную кошку, кормят птицу, сидящую в клетке…

Они еще покупают собственный, привычный табаки дарят слепым жемчужины собственных мыслейо кабинете министров и вечно грозящей войне.

Но иногда бесплатный бумажный стаканчиккажется домом призрения, пахнет восковой рукой попечителя;и в собственных рукахлюди чувствуют чужую, непривычную дрожь.

Историческое

Какая редкость – соль в сорок четвертом

Но мы реальность мира ощущалисегодняобесчещена она.

Чтобы отведать призрак сбитых сливокв горячке были преданы навечносокровища родного языкаи нам казался сладким и воздушнымсырых бобов нездешний аромат.

Но между тем о соли: опоздавшийты можешь взвесить; килограмм рассола(за ним стояли женщины всех ранговс бутылями у соляных колонокна амстердамских страждущих мостахстояли слитно и неотчужденнопока полиция в другом кварталерешением еврейского вопросаусердно занималась) стоил столькокак нынчедесять ароматных банок медаилисобрание высоких сочиненийв пяти томах.

Две осени

Скисает сладкая еда,на чердаке смердят объедки;в осенних каплях стол пустой;лишь карточками на продуктыпокуда правит пестрота…

Облизываясь, волк губастый,жует газету, и воняетпривычный утренний эрзац.

А у промокшей птицы в клювеосталась горсть раскисших зерен,и небо падает на ферму,даря одну надежду детям:быть может, и весна придет.

Народ спасен и бессмертен —пришла настоящая осень,какой давно не бывало:

желтеют зеленые листья,и синий ветер белеет,и ниже склонилась трава;качается от ударови пьет свой седьмой стакан,потом оседает в кресле.

От сладкой точки отсчетапо вечной дороге странствийон может брести до зимы,пока по такой погоде отыщет путь настоящийпо бесконечной стезе.

Некий день

Некий деньслучился потом;свет истаял,как поздний воск;колокол бил;опоздал почтальон;время стало.Отныне емуне двинуться дальшенекого дня.

Руки его тяжелы; небеса —белый листок на черном листке,рухнул пол у него за спиной,уснул воробей за грудью его…В два неба он упакован был —теперь в два слова замкнули его;отмерили метром кусок земли,под неким днемчерту подвели.

Поскольку бомбы не едят мяса

Между тем в этом мире прекрасноммогут женщины спать обнаженными,словно в собственной спальне.

Что может с ними случиться,поскольку они не солдаты?!

Все было, все было,все близко, ночто-то разъяло нас, развелодавно… А может, недавно?

Нет горизонта, и нет луны,обнажены слова о покое,можно обдумать донос и сомненьебез завершенья – земля кругла.

Ветер утих

Посващается Пауле

Ветер утих, как собака,однако вздыхает по людям…Мы судим о ночи по снам,но нам невдомек, что скоростьнеподвижностью рождена,что храм начинается с кирпича,из луча и коры огонь возникает,и в тело тепло его проникаетлишь тогда, когда гаснет костер.А детям кажется, что до сих пормы чтили только безжизненный прах:их шаг – это первый шаг.

Скоморохи, которые смеют

1

Не надо закрывать глаза на то,что каждая букво-секунда в прошломмеж ветошью зажата и цементом,и наши ребра или позвонкираздавлены давленьем атмосферы.Так было,и бывает,и пребудет —глумливой гарпииочкастый труд.

Но после этой вычитанной мыслимне мягче пухакамни мостовой,как после действия поводья реплик.Развязывая Каиновы петли,я плоть даруюмраморным рукам,пока не затрепещеткаждый мускулвоображеньем —пеной мозжечка.

2

Со свежей храбростьюналево сверху,спускаясь с белоснежных горбумажныхв долину карликас прудом зеленым,в сандалиях,оленьим быстрым шагомк домашним лодками снастям рыбачьимпо выровненнымуличным дорогамшел человек,то в гору поднимаясь,то вновь спускаясь,шел он с воплем страха —не в разуме,не в сердце —в животе.Эй! Озеро, зеленое от тины,с девчонками в полузабытых бантах!Эй! Тростниковый старенький петух!Пинок под заднеужто дать ты хочешь?Но храбро лодка к берегу плывет. —Сбегайся, краснокрышая деревня!Сбегайся, краснокрышая деревня!Сбегайтесь, краснощекие девчата!Не для чего-нибудь,а просто так…

3

Этой радости быть вовеки:распахнем дыханьемворота,проторим шагамидорогуи пройдем по старому паркумимо птиц, лошадей, деревьев.Все мы – странные скоморохи,скоморохи, которые смеют.

Это радость:пушки умолкли,рифма может отыскивать пару,трубы фабрик – это сигары,что дымят тепло и привычно:вам их больше нельзя увидеть,их опишет потом газета.Ты забыл о гнезде далеком?Там ты могпод защитой паркасеменить по дорожкам тенистым,а навстречусочилось солнце,словно сочный грейпфрутиз Яффы.Их теперь и во сне не увидеть.

Но такой лишь бывает радостьскомороха, который смеет.

Сегодня рано стемнело

Сегодня рано стемнело.Моя комната стала родильной палатой,и на кружеве материнской сорочкикровь по краю, как оторочка,и я на весах – кричащий младенец;

я родился, я создан,я существую для правды,и засыпаю в пеленкахэтой ноябрьской ночьюбудущим сном;мне снится,что мать отцу отдаетсяна примятой траве газона,под небесным, свинцовым законом;

прочь бежалакакая-то птица,надо мной простирая крылья;я бы мог явиться однаждыперед странником запоздалымлегкий, как предрассветный ветер,сильный, словно удар боксера.

Как молчит мое долгое времяв этой комнате, рано стемневшей,мой язык, как колокол в глотке,бьет в беззвучный набат о нёбо:дай мне пить, всесильное небо —мои крылья съедены молью,мои жабры вырваны с болью,я теперь пожираю душу,я Адам XX века.

Я никогда