Юрий Погосов - Мелья

— Можешь рассчитывать на меня, ты же знаешь, я сам в 25-м пострадал, когда к власти пришел Мачадо. Все, кто был с Менокалем, все пострадали. Так что…

Хулио уже повернулся к нему спиной. Надвинув на лоб широкополую шляпу, он вышел на улицу.

Был десятый час вечера. На углу проспекта Морелоса ждала Тина. Она взяла его под руку, и они медленно пошли к дому.

— Телеграмму я послала, как ты написал… О чем ты думаешь? — Тина ласково смотрела на Хулио, чуть повернув голову в его сторону. — Слышишь, — тихо повторила она, — я послала телеграмму на имя Карбо…

«Просим разоблачить до конца клеветническую кампанию, — вспоминал он написанный им текст, — начатую нашими врагами не было надругательства знаменем подробности почтой…»

— Ты знаешь этого Магриньята? Он убеждал меня, что готовится мое убийство… Ради этого сюда прибыли из Гаваны какие-то два типа…

— Как он тебя нашел?

— Он же живет здесь не знаю с каких времен. Мне Алехандро Баррейро рассказывал, что у Магриньята в Гаване были игорные дома…

— А как он попал в Мексику?

— После драчки с Мачадо. Этот тип друг консерваторов и их ставленника Менокаля, разумеется, после победы Мачадо на выборах, ему, как ярому консерватору и менокалисту, пришлось смотать удочки. Сама понимаешь, нам он не пара, он-то дождется «амнистии» генерала и вновь закрутит рулетку в Гаване…

Они дошли до улицы Абраама Гонсалеса, завернули за угол и пошли по ней. Тина слегка прижалась к плечу Хулио. Она уже слыхала об опасности. Товарищи предупреждали ее еще в декабре. И каждый раз, когда Хулио уходил из дома, ей становилось тревожно на душе… Он повернул голову к Тине, их взгляды встретились, он прижал ее руку к себе. И на какое-то мгновение тревога отступила, и теплое чувство счастья захватило все его существо. Оба невольно ускорили шаги. Его спокойствие, кажется, начинало передаваться ей. В эти тяжелые январские дни он оставался спокойным и сдержанным, как никогда. Она понимала, что за этим скрывается страшное физическое и умственное напряжение. Он был похож на скрученную пружину, готовую в нужный момент раскрутиться и ответить ударом на удар.

Они шли по улице, готовящейся ко сну, редкие магазины уже были закрыты, опускал металлическую решетку хозяин булочной, что напротив их дома. Вот и угольная лавка…

Черную тишину улицы прорезали два резких удара, словно щелчки бича: один, через несколько секунд второй. Она не сразу поняла, что это такое… Хулио дернулся и резко повернулся назад. Он не то падал, не то пытался броситься вперед, тело его наваливалось на Тину, а она в ужасе растерялась. Затем, словно споткнувшись обо что-то, он вытянул вперед руку и привалился к стене дома. Тине стоило неимоверных усилий удерживать его. Медленно, опираясь рукой о каменный выступ на стене, он опускался на тротуар.

Где-то слышался топот убегавших людей. Раздались встревоженные крики редких прохожих, залился трелью свисток полицейского.

Она ничего не слышала и никого не видела. Она не могла оторвать от себя его сильное тело, и никто бы, пожалуй, в эту минуту не смог бы этого сделать. К ним кто-то подбежал, кто-то что-то говорил. Она ничего не слышала и никого не видела…

Выло 9 часов 50 минут по местному времени, 10 января 1929 года.

Последняя глава

11 января 1929 года. На рассвете в 1 час 45 минут в больнице Красного Креста города Мехико скончался от двух огнестрельных ран кубинский политэмигрант коммунист Хулио Антонио Мелья.

Утренние газеты вышли с кричащими заголовками. Все остальные новости отступили на задний план. Убийство кубинского коммуниста всполошило мексиканскую прессу. Правда, ее меньше всего интересовала истина. Нужна была сенсация, любая, разумеется, приправленная солидной дозой любовных похождений. И сразу же в трагической гибели коммуниста кое-кто откопал «пикантные» подробности. Но продержались они на поверхности мутного газетного потока только два дня. Сразу же выяснилось, что ложь выскользнула из кубинского посольства в Мехико и ее распространяли разные подонки вроде доктора Амарраля.

Мексиканское правительство сразу же назначило расследование. В кубинское посольство посыпались сотни гневных писем и направились ходоки. По приказу посла Фернандеса Маскаро двери были закрыты для всех, и в этом ему помогли усиленные наряды полиции.

Версия о том, что убийство было совершено на почве ревности, оказалась несостоятельной, и хотя провокационный смысл этой лжи был ясен всем, это не помешало мексиканским блюстителям закона продержать Тину Модотти два дня за решеткой. В эти дни на квартире, где она жила с Хулио Антонио, полиция произвела наглый обыск, во время которого у нее исчезли несколько интимных писем и фотографий, обнаруженных в скором времени на страницах реакционных газет.

Любопытно, что ей пришлось сидеть в полицейском участке одновременно с Магриньятом, который был схвачен на следующий день. Он отрицал и свою причастность к преступлению и то, что он встречался с Мельей, чтобы предупредить того о готовящемся убийстве. Оказывается, он встречался со своим земляком только лишь для того, чтобы вручить тому 10 песо на поддержку газеты «Куба либре», издаваемой АНЕРКом.

Некоторые мексиканские газеты в рвении «удивить мир» писали, что убийство было совершено с целью ограбления… Так перестаралась, например, «Эль Мундо».

Под давлением фактов и общественных протестов полиции пришлось отказаться от ложного пути.

Гибель Мельи всколыхнула общественность во многих странах мира и в особенности в Латинской Америке.

В Мексике правительство приняло ряд мер для предупреждения манифестаций демократических сил, а президент Портес Хиль приказал отстранить от расследования полицейского офицера, который явно действовал не ради справедливости. Но, несмотря на эти меры, рабочий класс готовился к активным выступлениям.

Все началось 11 января, когда тело Мельи перевозили из больницы Красного Креста в больницу имени Хуареса, чтобы там произвести вскрытие. Несколько сот человек с красными флагами и транспарантами собрались, чтобы сопровождать павшего товарища. Когда колонны тронулись в путь, все запели «Интернационал», и сразу же полиция набросилась на мирное шествие и разогнала его.

В тот же день гроб с телом был выставлен для прощания в помещении ЦК Компартии Мексики. Похороны были назначены на субботу 12-го в 11 часов утра.

В пятницу вечером у здания Антиимпериалистической лиги собрались тысячи мексиканских трудящихся. Все они пришли на призывы лиги и МОПРа.

Мексиканский МОПР писал в своем воззвании:

«Хулио Мелья боролся в защиту пролетариата Кубы, против бесчестных действий буржуазной диктатуры, которую так достойно представляет Херардо Мачадо, самый подлый агент империализма янки… Убийство товарища Мельи говорит всем трудящимся о необходимости объединения вокруг МОПРа, одним из выдающихся руководителей которого был Хулио Мелья, чтобы продолжать борьбу против белого террора, как это делал Хулио Мелья, отдавший свою молодость и свою жизнь».