Юрий Погосов - Мелья

Однажды кто-то из мексиканских товарищей вспомнил ненароком, что у Тины есть чуть ли не жених, который уехал на учебу в Европу. Однако Хулио так верил в Тину, что не придал этому значения.

Для честной и прямой Тины начало дружбы с Хулио было мучительным. В Европу действительно уехал человек, которому она была многим обязана, он был старше ее и с большим жизненным опытом. Он был старшим товарищем по политической работе и многому научил ее. Она ждала его до тех пор, пока не встретилась с Хулио, и тогда поняла, что к старому нет возврата. А после долгих и мучительных раздумий написала письмо тому человеку, который уехал в Европу. Это было трудное письмо, но и в какой-то степени оно исцелило ее.

Для Тины и Хулио любовь стала источником, питавшим их жизненные силы. А кроме того, у них были общая работа и общие идеалы. Однажды вечером, тепло попрощавшись с друзьями, вместе с которыми он жил, Хулио переехал к Тине,

Последняя ночь

Гром грянул в декабре. Пришло письмо из Гаваны, в котором сообщалось, что Леонардо Фернандес Санчес схвачен полицией: на него донесли. Кто был предателем? Этот вопрос мучил всех, а особенно Хулио Антонио.

О докторе Амаррале говорили разное. В устах одних он был революционером, пострадавшим при Мачадо, другие предпочитали отмалчиваться. А вообще-то кубинские эмигранты не очень его привечали. Хулио Антонио присматривался к нему, выжидал. Ему не очень были по душе авантюристические призывы доктора к уничтожению членов мачадистского правительства и вообще к террору. Но, несмотря на это, доктор продолжал ходить в ассоциацию до тех пор, пока два события в декабре не открыли глаза всем анерковцам. В один прекрасный день Амарраль заявил, что больше «так» жить не может, что он должен «действовать», поэтому он возвращается на Кубу. Впервые подозрения некоторых анерковцев оправдались. Ведь захоти кто-нибудь из них вернуться на родину, не смог бы он этого осуществить. Но доктор «почему-то» не боялся возвращения. Многие подумали: «А не провокатор ли он?»

Последующие события дали ответ на этот вопрос. Ассоциация решила провести 15 декабря небольшой праздник — «Кубинскую вечеринку». Поиски помещения привели кубинцев в еврейскую общину, которая занимала довольно большое помещение. Руководители общины любезно и безвозмездно предоставили его ассоциации, но с условием, чтобы вечеринка не носила политического характера (община была аполитичной организацией), на что кубинцам пришлось дать согласие.

Наступил праздничный день. Вечером, когда члены ассоциации заканчивали украшать зал, в дверях появился доктор Амарраль. Не успев войти, он сразу же вслух удивился, дескать, почему не висит на стене кубинский флаг. Затем, недолго думая, взгромоздившись на стол, прикрепил к стене самодельный, грубо склеенный из цветной бумаги национальный флаг Кубы. Ему сразу же стали объяснять, что этого делать нельзя, в противном случае они могут лишиться помещения. Затем один из кубинцев снял флаг и отложил его в сторону. Обычно многоречивый доктор на этот раз только злобно сверкнул глазами и отошел в сторону. Вскоре он ушел совсем. Никто этому случаю не придал большого значения.

А в конце декабря до Мехико дошли сведения, что гаванские газеты напечатали материалы об оскорблении кубинского флага. По газетам выходило, что сам Хулио Антонио сорвал кубинский флаг во время «Кубинской вечеринки» и топтал его ногами.

Стало ясно, что это работа Амарраля. Ему не удалось изнутри подорвать ассоциацию, все его попытки подбить кубинцев на террор не увенчались успехом, но на истории со знаменем он отыгрался.

Вся официальная кубинская пресса поднялась против анерковцев и в особенности против Хулио Антонио. Вся эта возня была состряпана таким образом, чтобы о ней узнали в Мексике и чтобы там также подняли бы кампанию против Мельи и ассоциации.

Хитрый ход кубинской охранки давал ей в руки некоторые козыри: возможность открытой и широкой борьбы против революционеров. Мачадо заявил журналистам, что он будет преследовать Мелью, где бы тот ни находился. На Кубе послышались голоса, требовавшие отмщения за «поругание» национального флага и призывавшие без обиняков к убийству руководителя ассоциации[5].

История эта порядком потрепала нервы всем кубинцам, жившим в Мексике. Но как говорит кубинская поговорка: «За несчастьем счастье идет». Пришла весть из Гаваны, что с помощью друзей и, благодаря родственным связям Леонардо Фернандесу Санчесу удалось выйти из тюрьмы. Правда, ему вновь предложили покинуть Кубу, и он отправился в Нью-Йорк.

Первые дни нового 1929 года были хлопотными. Хулио Антонио готовил ответ на провокационную кампанию в гаванских газетах. Его статью должна была напечатать газета «Ла Семана», главным редактором и издателем которой был Серхио Карбо, человек либеральных взглядов, тогда не успевший еще перейти в лагерь контрреволюции (что он проделал с успехом в 1959 году) и симпатизировавший коммунистам и Мелье.

Заголовок полосы одного из номеров «Трен блиндадо», посвященного университетской революции.

К тому же Мачадо обратился с посланием к президенту Мексики Эмилио Портес Хилю, в котором просил выслать из страны всех кубинских политэмигрантов. Ответа от мексиканского президента пока не было, но на всякий случай надо было готовиться к худшему.

В тот вечер он недолго задержался в АНЕРКе. Поговорил с Рохелио Теурбе Толоном и Сандалио Хунио, а затем, сказав, что его ждут, ушел. В кафе на углу улиц Република де Сальвадор и Боливар его ждал человек. Это был кубинец Магриньят. Все знали, что от этого типа всего можно было ожидать, но Хулио пошел на свидание по его просьбе.

В кафе было немного посетителей, даже завсегдатаев не было видно. Хулио сразу с порога заметил Магриньята. Тот поднялся и пошел ему навстречу, широко раскинув руки. Обнял и похлопал по спине: ни дать ни взять старые приятели встретились. Говорили недолго. Магриньят сообщил, что якобы тайная полиция по приказу Мачадо подослала в столицу Мексики двух типов, чтобы убить Мелью. Магриньят советовал ему скрыться.

— Этот президентишка рвет и мечет, говорит, что доберется до тебя и покажет, как поносить кубинское национальное знамя.

Хулио смотрел на Магриньята и думал, что он за человек. Совсем недавно Хулио получил два письма из Нью-Йорка. Одно было от Леонардо Фернандеса Санчеса, который писал, что Хулио должен остерегаться двух людей, которые направились в Мексику. Не Магриньят ли один из них? Конечно, надо верить Леонардо, он не только друг, но и товарищ по борьбе… А все-таки что делает в Мехико этот Магриньят? Хулио молчит и смотрит на своего собеседника, словно пытаясь разгадать, что у того на уме. А тот говорит, говорит без умолку. В зале немного посетителей, взгляд Хулио рассеянно скользит по ним: все незнакомые лица. Парочка, другая, а в углу четверо в потертых пиджаках молча тянут пиво. Еще какие-то двое с бокалами, явно не мексиканцы… «А вдруг они уже здесь, — как молния мелькнула мысль, — здесь, в зале?!» Словно в вихре завертелись в голове мысли… Нет, надо пойти домой и в спокойной обстановке все обдумать и посоветоваться с товарищами. Борьба пошла не на жизнь, а на смерть. Агенты Мачадо рыскают не только здесь, но и в Париже, Нью-Йорке, Коста-Рике, Мадриде — везде, где есть отделения АНЕРКа. Поднялся и протянул руку: чтобы без всяких объятий. Магриньят улыбался: