М. Рузе - Роберт Оппенгеймер и атомная бомба

Проблему атомного оружия обсуждали с точки зрения стратегии, с точки зрения безопасности, с точки зрения соотношения сил. Но что мы можем ожидать от нашей цивилизации, как мы можем относиться к цивилизации, которая всегда объявляла моральные ценности главнейшим элементом человеческой жизни и которая теперь в состоянии говорить о перспективе всемирной катастрофы только стратегическими терминами, а не простыми словами?

Мне кажется, что в 1945, 1949 и в нынешнем[12] году были такие решительные моменты, когда начало публичной философской дискуссии о смысле, направлении развития и ценности человеческой жизни могло бы коренным образом изменить моральную обстановку и перспективы нашей эпохи.

Скажу просто: каждый раз, когда Запад и, в частности, моя страна выражали мнение, что использование оружия массового уничтожения является законным при условии, что это оружие применяется против врага, который сделал что-то дурное, мы допускали ошибку. И я думаю, что недостаток угрызений совести, наблюдавшийся во время второй мировой войны, видимо, из-за ее тотального характера и из-за растущего безразличия правительственных руководителей, нанес серьезный ущерб делу Свободы.

Проблемы, которые я здесь затронул, обескураживающе сложны: каким образом увеличить объем своих знаний и как удовлетвориться ограниченным пониманием там, где полная уверенность недоступна? Я уверен в том, что мы можем добиться всего этого лишь в том случае, если поймем необходимость усилий, воли и дисциплины, требующихся для достижения цели. И мне трудно поверить, что общедоступный язык может подняться до высшего уровня, если только ему не будут открыты врата в область знаний, в которой осуществляется самая высокая интеллектуальная деятельность всех времен.

Еженедельник «Экспресс» от 15 октября 1959 года.

Перечитывая Оппенгеймера

Помимо многочисленных научных публикаций, большинство из которых появилось в журнале «Физикл Ревью», и нескольких работ более общего характера, Роберт Оппенгеймер опубликовал два сборника статей под заглавиями «Наука и общедоступные знания» и «Открытый мозг». Именно в этих произведениях, доступных широкому кругу интеллигентных читателей, содержится основная часть его философских и политических высказываний, равно как пространные и интересные мысли о значении науки вообще и атомной физики в частности для современного общества.

«Наука и общедоступные знания» представляет собой сборник лекций Оппенгеймера, прочитанных им в 1953 году по британскому радио накануне «изгнания» Оппенгеймера отделом кадров Комиссии по атомной энергии. Тот факт, что эти очерки были написаны Оппенгеймером специально для радио, обусловил легкость их стиля, но никак не отразился ни на строгом употреблении терминологии, ни на последовательности затрагиваемых тем. Книга выглядит единым целым. В ней автор, коснувшись истории физики от Ньютона до волновой механики, раскрывает в мрачных, а порой патетических тонах сущность проблемы взаимоотношений ученого с остальными людьми, науки с обществом.

Первая лекция «Ньютон. Луч света» представляет собою своего рода философское вступление. Имеется ли прямая взаимосвязь между прогрессом научных знаний и общим мировоззрением людей? Существование такого рода взаимосвязи далеко не очевидно; это наглядно иллюстрируется тем фактом, что многие популяризаторы работ великих ученых довольно часто излагали идеи, прямо противоположные тем, которые высказывались этими учеными. Так, относительное безразличие к религии и оптимистическая вера в прогресс человечества были абсолютно чужды мыслям Ньютона, однако рационализм восемнадцатого столетия, вступая на этот путь, утверждал, что он идет по нему вслед за британским ученым.

Словарь научных терминов подчас может сыграть злую шутку с философами. Между атомом атомистов древности (или атомом Ньютона) и атомом современной физики существует глубокое различие, почти противоречие. Первый был действительно ατομος, т.е. «неделимый». Это мельчайшая элементарная частица, которую нельзя делить дальше. Для современной физики атом – это целый мир, весьма сложный по своему строению, причем процесс открытия составных его частей и нахождения или выявления его внутренних законов еще далеко не окончен. Даже те частицы, которые представлялись Резерфорду и Бору абсолютно элементарными частицами, составляющими материю атомов, не являются на деле элементарными, поскольку их список непрерывно продолжается, и к тому же одни частицы превращаются в другие.

Естественно, ничто не мешает нам предположить, что настанет день, когда физики откроют действительно основную частицу материи, подлинный ατομος. В такого рода предположениях можно дойти до утверждения, будто этот истинный атом все же существует, хотя пока и ускользает от наблюдений экспериментаторов. В современных знаниях нет ничего, что доказывало бы его существование, равно как и нет ничего, что опровергало бы такое предположение.

Во всяком случае правомерен вопрос, дает ли нам наука уверенность в реальности внешнего мира? Здесь Оппенгеймер позволяет себе позабавиться метафизической уловкой, своего рода искушением впасть в солипсизм. Без сомнения, ученый замечает, что поиски истины основаны на общении между различными людьми: «Может быть, он (ученый) не рискнет думать, что только его собственное сознание является единственной реальностью, а все остальное – иллюзии. Но такое мнение также нельзя отмести, от него не всегда можно отделаться посредством логических построений; время от времени оно может овладеть разумом ученого». Странное замечание, оно вызывает искушение сравнить его с теми, к сожалению, расплывчатыми мыслями, которые изредка высказывает Оппенгеймер относительно восточных философий.

Если не существует необходимой логической, связи между научными познаниями и той идеей внешнего мира, которую создают себе простые люди, можно все же найти «пригодные соответствия» между недавними открытиями, особенно в области атомной физики, и общечеловеческими проблемами, чуждыми вопросам чистой науки. Прежде чем приступить к их описанию, Оппенгеймер напоминает о развитии механистической физики после Ньютона и Декарта. Мыслителям XVIII столетия мир представлялся сложной системой механизмов, действовавших по строгим законам, главным из которых был закон всемирного тяготения. Если можно постичь все стороны сегодняшнего состояния мира, то уже одно это позволяет, казалось, предсказать будущее. Такие отрасли науки, как химия и биология, естественно, не описывают действительность при помощи механической терминологии, но лишь временно, из-за недостаточной глубины знаний. В конечном итоге «Природа сводилась к физическому ее восприятию, она представлялась как гигантская машина».