Александр Пресняков - Над волнами Балтики

"25 мая. Третьи сутки сидим на земле. Хмурые низкие облака нескончаемой пеленой закрывают весеннее солнце, поливают раскисшую землю мелкими брызгами теплой мороси. Вчера прилетели еще восемь экипажей. Неожиданно в их числе обнаружились мои однокашники по училищу: Николай Деревянных и Иван Зотов. Встретились как родные, почти до утра вспоминали курсантские годы и разбросанных войной товарищей.

Из других прилетевших летчиков выделяется гвардии лейтенант Шаманов. Все уважительно величают его Иваном Гавриловичем. А лейтенантские нашивки ни в коей мере не гармонируют с энергичным умным лицом и кряжистой фигурой тридцатипятилетнего мужчины. Призвали его из Полярной авиации. Летает он уже более пятнадцати лет, отличается отработанной техникой пилотирования, особенно в сложных условиях.

Наконец-то вместе с Червонооким появился и Федор Волковский. За этот период он раздобрел и приобрел еще более внушительную осанку.

Полковник Преображенский зашел на веранду, увидел нас всех и засветился от удовольствия. Два месяца назад мы прилетели сюда всего пятью экипажами. Теперь же в двух эскадрильях более двадцати экипажей дальних бомбардировщиков-торпедоносцев. Да во второй эскадрилье скоростных бомбардировщиков на аэродроме Гражданка - девять экипажей. Сила немалая. От удара таким кулаком любому объекту не поздоровится..."

"8 июня. Сегодня мы действительно грохнули. Всем полком навалились на фашистский аэродром, расположенный около города Красногвардейск, и бомбили его три часа. Получилось результативно..."

Взлетели до наступления сумерек. Пока высоту набирали, стемнело. Оборона у фашистов там сильная. Уже на подходе нас встретило восемнадцать прожекторов, а сколько зениток стреляло, сосчитать невозможно.

Прицелился Кошелев и сбросил пятисотки на взлетную полосу, чтобы фашистские самолеты в воздух не поднимались. В этот момент нас схватили прожекторы, один за другим моментально в светящийся купол спаялись и повели по огромному темному небу. В кабине все осветилось, как днем. Даже болтики на приборной доске засверкали. Тут же разрывы снарядов машину подбрасывать начали. Положение очень тяжелое. Вырваться из такого купола практически невозможно. И медлить нельзя ни секунды.

Отдал я штурвал и бросил машину в пикирование. Имитирую падение сбитого самолета. Воздух вокруг свистит. Скорость за пятьсот перевалила. А лучи словно веером небо вокруг оплели и снижаются вместе с машиной. Высота с четырех километров до двух за считанные секунды уменьшилась. Ниже отвесно снижаться нельзя. При выводе у самолета просадка получится, и он зацепит за землю. Только хотел за штурвал потянуть, как прожекторы оторвались и стали кого-то другого выискивать.

Второй удар нанесли на рассвете. Прожекторы уже не включались. Зенитный огонь стал значительно слабее. При подходе к боевому курсу на развороте взглянул на аэродром. Стоянки и летное поле словно оспой изрыты воронками. Дым от горящих машин и строений черными клубами стелется понизу. Штурман меня довернул чуть правее и протянул через нетронутую стоянку серию стокилограммовых бомб.

...На фотоснимке бомбовые взрывы словно грибы, а три самолета накрыты их шапками.

"10 июня. Погода снова испортилась. Днем солнце просвечивает, а к ночи наползает низкая облачность с моросью или дождем.

Иногда, в нелетные вечера, у нас организуются танцы. Когда автобус стоит у ворот после ужина, значит, мы не летаем, и знакомые девушки из поселка приходят к нам в гости. Тогда на веранду выходит Виктор с баяном..."

Как же быстро меняются люди. Как они любят улыбку и шутку, тянутся к радости, к жизни. Совсем недавно эти девчушки жили одной лишь мыслью о хлебе, проклинали фашистов, блокаду, спали в нетопленных комнатах прямо в пальто, в полушубках и в валенках. Исхудавшие брели по заснеженным улицам. Шатались, но знали: если упал, то не встанешь...

Но вот прибавили чуточку хлеба. Стали полностью отоваривать карточки. Засветило весеннее солнце. Зазеленели трава и деревья. И люди отогрелись, оправились. Живут хоть и впроголодь, но бодрятся. Знают: скоро конец фашистам, конец блокаде. А девушки платьица, туфельки вынули. Даже губы помадой подкрашивать начали...

"11 июня. Перед рассветом нас всех разбудили и полусонных привезли на КП. В небе светились яркие звезды. Возникла возможность продолжить бомбежку аэродромов.

Над Сиверской появились уже на рассвете. Фашисты налета не ожидали. Зенитчики не стреляли: видимо, не рассчитывали на внезапное улучшение погоды. Аэродром был забит самолетами. Их даже не затащили в укрытия и ангары. Опять Петр Кошелев ударил по-снайперски...

Просматривая фотоснимки, Преображенский подозвал Оганезова:

- Ты погляди, комиссар, что у нас получается. Нужно, пожалуй, их чаще до света поднимать. Сонные в яблочко бьют, как по заказу. За работу спасибо, друзья! От ленинградцев спасибо великое! Жаль, не знают они и не ведают, сколько жизней мы им сохранили".

"12 июня. Сегодня гвардии полковник Преображенский в паре с капитаном Дроздовым поднялись в воздух с торпедами. Маскируясь низкими облаками, они на рассвете проскочили в Нарвский залив и атаковали фашистское судно. Обе торпеды прошли под целью, но не взорвались. Видимо, углубление было поставлено великовато. Вернувшись, Преображенский доложил о результате командующему ВВС КБФ и получил указание приступить к уничтожению кораблей и судов противника систематическим нанесением торпедных ударов. Завтра мы приступаем к дежурству с торпедами..."

В небе ни облачка. Словно отмытое теплым весенним дождем, оно светится бездонной голубизной. Легкий порывистый ветер наполняет окружающий воздух бодрящей свежестью. Начальник минно-торпедной службы полка майор Григорий Петрович Орлов вместе со старшиной Алексеем Карпенковым, матросами Петром Бородавка и Николаем Задорожным заканчивают последние приготовления оружия к боевому вылету. Осмотрев последнюю торпеду, Орлов вытирает руки мягкой ветошью.

- Углубление изменить не забыли? - в который раз уточняет капитан Дроздов, подходя к самолетам.

- Все просмотрели как надо, Александр Тимофеевич. Углубление на торпедах два метра поставлено. Меньше, сам понимаешь, нельзя. Будут при волнах наружу выскакивать, точность по курсу понизится.

- Значит, два метра? Ну хорошо, - повторяет Дроздов и подзывает меня с Бунимовичем: - Вы, молодцы, не тушуйтесь в атаке. Главное - высоту как положено выдержать. Будем у Толбухина маяка пролетать, не забудьте свою высоту скорректировать. На башне, у самого верха, кольцо белой краской для нас нарисовано. По высоте оно точно на двадцать пять метров над уровнем моря находится.