Владимир Рекшан - Ленинградское время, или Исчезающий город

Во что-то это андеграундовое роение должно было воплотиться. И вот 7 марта 1981 года на улице Рубинштейна в доме № 13 прошел первый концерт нового объединения. Выступали группы «Мифы», «Пикник», «Россияне» и «Зеркало». В этом здании размещался Дом художественной самодеятельности, имевший в своем распоряжении зал мест на пятьсот с буфетом и множество подсобных помещений. К 81-му у меня за спиной уже имелось полтора десятилетия бит-рок-музыкального стажа, и я на первое собрание просто не пошел. Затем стал появляться. Первоначально в клубе заправляли непонятно откуда взявшаяся Таня Кузнецова, рок-бюрократ Гена Зайцев и барабанщик Володя Калинин. Еще через некоторое время в клубе произошел проаквариумный переворот. Я даже помню этот момент: мы стоим с Гуницким в «Сайгоне», и Толя предлагает: «Пойдем в рок-клуб переворот осуществлять. Пусть Зайцев сложит полномочия!» Я отказался. Гуницкий пошел, и переворот состоялся. Тогда и выбрали в председатели Колю Михайлова. Да и Совет рок-клуба поменялся.

Первые года полтора-два Ленинградский рок-клуб не представлял собой ничего интересного. По субботам там проходили дневные концерты. Народ на них особо и не ходил. Однако место постепенно оживало, там стали появляться не только музыканты нового поколения, такие, например, как Леня Федоров, Олег Гаркуша и Витя Цой, но и деятели официального сегмента советского общества. Назову хотя бы писателя Александра Житинского. Его «Записки рок-дилетанта», которые позднее появились во всесоюзном журнале «Аврора», были довольно наивны. Но их писал искренний и увлеченный человек. Житинский постоянно отстаивал интересы музыкантов, больше всего «Аквариума».

В самом начале нулевых я поучаствовал в создании почти часового документального фильма для канала «Россия». Фильм назывался «Революция любви». Красивое, несколько романтизированное название придумал автор этих строк. Фильм посвящался русской, в основном ленинградской рок-музыке. Лента создавалась в недрах Ленинградской студии документальных фильмов. Телеканал работу принял и выплатил гонорар. И в итоге фильм не показал… У меня осталась черновая копия. Куда делись так называемые исходники и готовая продукция – неизвестно. Где-то в середине киноповествования в кадре появляется человек по фамилии Коршунов. Он же Кошелев. Этот Коршунов-Кошелев говорит буквально следующее:

– Мы, молодые сотрудники госбезопасности, не хотели душить музыку, которую сами любили, хотя старшие товарищи нам очень рекомендовали это. И тогда я придумал рок-клуб. Мы, конечно же, присматривали, отслеживали работу наших идеологических противников – а она была! И ЦРУ, и сионистские организации. Я считал, что молодежь должна иметь выход своей энергии. И не надо все запрещать! Одним словом, если бы я все тогда не придумал, то теперь был бы не полковником, а генерал-полковником в отставке!

В конце интервью Кошелев-Коршулов очень точно пропел битловскую строчку: «Ши лавз ю е-е-е!»

Работники рок-клуба Михайлов, Гуницкий и Слободская всегда говорят, что КГБ ничего не организовывал. Будто бы те стараются приписать лавры создания исторической организации Литейному, 4, а это не так…

Точно знаю одно: это не Владимир Рекшан организовал Ленинградский рок-клуб. Что тут правда, а что выдумка, мы, возможно, не узнаем никогда. Но обычно истина находится в равном удалении от противоположных высказываний.

Вот недавний сюжет, но имеющий прямого отношения к началу 80-х. Позвонил мне как-то знакомый журналист с телеканала НТВ и сказал:

– Нам тут за ненадобностью передали из архива КГБ-ФСБ пачку фотографий. Не мог бы ты их прокомментировать. Это фотографии рок-клубовские.

Я согласился. Мы встретились возле Зимнего стадиона, где в 88-м состоялся знаменитый 6-й фестиваль Ленинградского рок-клуба. Его хотели прикрыть, но юный Борзыкин встал во главе колонны и направил ее в сторону Смольного. Партийная власть испугалась, и концерты на Зимнем стадионе разрешила… Снимая передачу, меня посадили на скамейку напротив Манежа, протянули пачку фотографий и попросили прокомментировать.

На части фотографий были зафиксированы лица публики 6-го фестиваля. Они собирались группами, готовясь к демонстрации. А их, видимо, из кустов, снимали агенты государственной безопасности. Вторая половина фоток оказалась более ранней. Снимались они за кулисами и на сцене концертов на Рубинштейна, 13. Чувствовалась непрофессиональная рука фотографа. Щелкал явно кто-то из своих. Некоторые фотографии оказались подписаны. На оборотной стороне уточнялось: «Гомосексуалист». Другое лицо комментировалось так: «Курит анашу». А вот фотография юного Каспаряна из великой впоследствии группы «Кино». Переворачиваю фотку и читаю: «Акопян»!

Все в этом мире сосуществует по законам диалектики. Закона единства и борьбы противоположностей никто отменить не смог.

Прогрессивная общественность продолжала толпиться в «Сайгоне», в близлежащих заведениях общественного питания и скверах. С появлением рок-клуба процент меломанов в данной тусовке значительно увеличился. Стыдно вспомнить, но я регулярно проводил время в районе перекрестка Невского и Владимирского.

А какие там начали появляться типажи! Чего стоит один Вова Сорокин! Накануне смерти Брежнева это был миловидный бойфренд разных прохожих девушек. Он просто радовался бытию, но мог и усилить радость с помощью сухих вин. Он явно вносил позитив в отчасти депрессивную атмосферу «Сайгона». Сорокин – человек изобретательный. Окружили его с приятелем однажды в сквере хулиганы, а он схватил главного и закружил в вальсе – хулиганы плюнули в сердцах и отвалили… Затем его, как часто бывает, понесло, и Вова изобрел гениальный способ добычи этих самых вин, а также водок и селедок. Он даже меня подбивал, но, воспитанный на благородных идеалах де Кубертена, я, вздрогнув от стыда, отказался.

Всякую субботу бойфренд Сорокин, надев хорошую рубашку и нагуталинив штиблеты, поднимался с букетиком гвоздик на один из этажей ресторана «Москва». Богемный «Сайгон», собственно говоря, являлся всего лишь филиалом ресторана. В «Москве» всегда по субботам веселились свадьбы, и бойфренд веселился вместе со всеми. На всякой вечеринке подобного толка одна половина всегда еле знает другую. И через некоторое время Вова уже стал руководить свадьбами, оттесняя нанятого тамаду. Дело тотального веселья пошло в гору. Вот если б только не глухонемые. Как-то, не разобравшись, Сорокин внедрился на свадьбу глухих с немым, был разоблачен и, как говорили злые языки, побит.

Я частенько якшался с Сорокиным, отличавшимся эрудицией и бойкой речью. Одно время я жил в лесной избушке за Териоками и, если задерживался в городе и опаздывал на пригородный поезд, то просился на ночевку к друзьям-собутыльникам. В тот вечер таким другом оказался Сорокин. Он долго терзал меня, таская по осенним сырым улицам. Ему все не ехалось домой, где его ждала тихая жена и дитятко. Вова звонил каким-то девушкам. Его отбривали, он звонил другим и снова получал отказ. Устав от вина и шатаний, я взял инициативу в свои руки.