Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Ушедший сам

Он немедленно вмешался и после бурной перепалки восстановил справедливость, высадив их из такси. Узнав могучую фигуру Маяковского, они быстро ретировались.

Этим своим подвигом он гордился куда больше, чем выступлением и успехом на правительственном концерте.

Так и не добились от него толку, что же там было в Большом театре.

– Ну, читал… Ну, слушали…

Неинтересно ему было рассказывать об этом».

Обратим внимание, что Маяковский вернулся домой с молодым поэтом Семёном Кирсановым, который сопровождал своего наставника.

Успешное выступление поэта в Большом театре наглядно продемонстрировало всем (а Брикам и Агранову – в первую очередь), как относится к нему большевистское руководство страны.

Ответный «укол» (уже седьмой по счёту) ждать себя не заставил. Через несколько дней после триумфальной читки в продажу поступил очередной номер журнала «Огонёк», где были перечислены произведения, посвящённые Ленину. Поэма Маяковского «Владимир Ильич Ленин» там не упоминалась.

Почему?

Так и тянет предположить, что здесь тоже поработали Брики и Агранов – Яков Саулович нажал на все подвластные ему рычаги, чтобы лишний раз «уколоть» автора обидевшей их пьесы.

Похищение Кутепова

Тем временем открытие юбилейной выставки стремительно приближалось. Вероника Полонская рассказала:

«Владимир Владимирович был очень этим увлечён, очень горел. Он не показывал виду, но ему было тяжело одиночество. Никто из его товарищей по литературе не пришёл ему помочь. Комната его на Лубянке превратилась в макетную мастерскую. Он носился по городу, отыскивал материалы. Мы что-то клеили, подбирали целыми днями. И обедать нам приносила какая-то домашняя хозяйка, соседка по дому. Пообедав, опять копались в плакатах. Потом я уходила на спектакль, к Владимиру Владимировичу приходили девушки-художницы и всё клеили, подписывали».

23 января Маяковский вновь поехал в Ленинград – посмотреть, как завершается постановка «Бани». Однако то, как его пьеса выглядела на сцене, ему не понравилась, и 26 января он вернулся в Москву.

А в Париже в тот же день события происходили чрезвычайные. Там 26 января в И часов 30 минут утра в Галлиполийской церкви должна была состояться панихида по скончавшемуся год назад генералу от кавалерии барону Александру Васильевичу Каульбарсу. Накануне глава РОВСа (Российского общевоинского союза) сорокасемилетний генерал-лейтенант Александр Павлович Кутепов получил записку, в которой ему назначалась встреча в 11 часов утра на трамвайной остановке по пути в церковь. Записка была отправлена людьми Серебрянского, готовившимися к похищению генерала. Им было известно, что на подобные встречи Кутепов ходит один, так как не желает, чтобы его офицеры, подрабатывавшие таксистами, теряли из-за него свой дневной заработок.

Получив 25 января записку, Кутепов сказал сослуживцу, что завтра утром пойдёт в Галлиполийскую церковь, а завершил разговор странной фразой:

«– А по мне, надеюсь, вы не будете служить панихиды».

Генерал явно предчувствовал всё то, что ожидает его завтра, и относился к этому совершенно спокойно. Как и бывший премьер-министр царской России Пётр Аркадьевич Столыпин, который написал в завещании:

«Похороните меня там, где меня убьют».

Прождав некоторое время на трамвайной остановке на улице Севр тех, кто назначил ему встречу, и никого не дождавшись, генерал Кутепов пошёл по направлению к церкви.

На углу улицы Удино и Русселе стоял большой серо-зелёный автомобиль, возле которого находилось двое рослых мужчин в жёлтых пальто. Неподалёку кого-то ожидало такси красного цвета. Рядом прохаживался полицейский. Это были люди из группы Серебрянского.

Генерал был остановлен под предлогом проверки документов. Ему предложили поехать в полицейский участок.

В серо-зелёный автомобиль, куда посадили Кутепова, сел и полицейский. И тотчас автомобиль и такси на большой скорости рванули в сторону бульвара Инвалидов. Услышав зазвучавшую русскую речь, генерал сразу понял, с кем имеет дело, и оказал сопротивление. Его усыпили хлороформом.

Существует несколько версий того, что произошло дальше. Больное сердце генерала не выдержало воздействия хлороформа, и он скончался. Либо сразу в машине, либо в том доме, куда его привезли, либо уже на советском пароходе, шедшем из Марселя в Новороссийск.

Французской полиции, а также начальнику контрразведки РОВС полковнику Зайцеву так и не удалось выйти на след похитители генерала.

Интересное сообщение, касавшееся бывшего первого советника советского полпредства в Париже Григория Беседовского, опубликовала белогвардейская газета «Возрождение» в номере 4103 от 29 октября 1937 года:

«Именно в дни похищения Кутепова Беседовский нашёл зачем-то необходимость сообщить одному из сотрудников “Возрождения”, что “какраз в час похищения, в 11 ч. утра, он, Беседовский, Боговут-Коломийцев и один бывший французский министр ехали на автомобиле завтракать в «Робинзон»”».

В книге Валентина Скорятина приводятся интересные воспоминания Василия Абгаровича Катаняна о Захаре Яновиче, который под именем Владимира Борисовича Воловича был резидентом ОГПУ во Франции (после того, как Париж покинул Яков Серебрянский) и его жене Фаине. Вот что написано у Катаняна:

«В 1930 году Фаня была арестована в Париже в связи с громким делом о таинственном исчезновении белогвардейского генерала Кутепова. Зоря сумел выкрасть её из тюремной больницы и благополучно увезти из Франции. Они появились в Москве в конце 1930 года…»

Московская премьера

После возвращения Маяковского из Ленинграда в город на Неве отправилась Лили Брик, которая и присутствовала на премьере «Бани», состоявшейся 30 января.

Спектакль в Драматическом театре Государственного народного дома поставил 26-летний режиссёр Владимир Владимирович Люце. Роль Победоносикова исполнил 26-летний артист Борис Бабочкин, который через несколько лет прославится на всю страну, сыграв главную роль в кинофильме «Чапаев».

Спектакль завершился оглушительным провалом. Михаил Зощенко писал:

«Публика встречала пьесу с убийственной холодностью. Я не помню ни одного взрыва смеха. Не было даже ни одного хлопка после двух первых актов. Более тяжёлого провала мне не приходилось видеть».

В вечернем выпуске ленинградской «Красной газеты» спектаклю был устроен настоящий разнос. Причём град убийственной критики был направлен, прежде всего, в адрес автора пьесы: