Адольф Гитлер. Том 3 - Иоахим К. Фест
Во вводной к этому документу указывается на распоряжение Гитлера, согласно которому «подготовка должна проводиться с таким расчётом, чтобы обеспечить проведение операции в любой момент, начиная с 1.9.39».
Хотя внешне всё оставалось неизменным, казалось, что Европы теперь о себе напомнил и Муссолини, правда, акцией, которая проявляла бережливость в отношении сил и храбрости Италии. 7 апреля 1939 года его войска напали на маленькую Албанию; повторяя вызывавший зависть немецкий образец, он установил над ней протекторат: он вынужден тоже «получить что-нибудь», сообщил он незадолго до этого Берлину. Вследствие этого западные державы предоставили теперь гарантии поддержки также Греции и Румынии. Когда затем Германия предостерегла малые европейские страны перед «опасностью поддаваться соблазнам британцев» и тем самым ещё больше усилила нервозность, после многолетней изоляции от дел мировой политики, вызванной прежними разочарованиями, впервые заявили о себе Соединённые Штаты. 14 апреля президент Рузвельт направил Гитлеру и Муссолини письмо с призывом дать на 10 лет гарантии ненападения в отношении 31 государства, которые были конкретно перечислены. Если Муссолини поначалу отказался вообще принимать к сведению это послание, то Гитлер испытывал глубокое удовлетворение, получив этот неожиданный вызов. Со времени своего первого ораторского выступления он эффективнее всего проявлял свой риторический дар в полемике, а наивная демагогия рузвельтовского обращения, где перечислялись страны, с которыми ни Германия, ни Италия, не имели общих границ или тем более разногласий (в том числе Ирландия, Испания, Турция, Ирак, Сирия, Палестина, Египет и Персия), чрезвычайно облегчала Гитлеру его задачу. В заявлении Германского информационного бюро, переданном по его указанию, сообщалось, что он даст свой ответ в выступлении перед рейхстагом.
Речь Гитлера 28 апреля была одной из очевидных вех развития европейского кризиса: она перевела стрелки на войну. По опробованной схеме эта речь была полна заверений в миролюбии и жестов — проявлений собственной кротости, содержала громкие клятвы в невиновности и хранила молчание о всех подлинных намерениях. Гитлер ещё раз попытался сыграть роль выразителя программы ограниченной и умеренной ревизии на Востоке, обращало на себя внимание отсутствие нападок, изображающих Советский Союз сатанинской силой. Одновременно он продемонстрировал весь свой сарказм, свою гипнотическую логику и умение склонять на свою сторону, так что некоторые наблюдатели охарактеризовали речь как «вероятно, самую блестящую из всех, с которыми он когда-либо выступал»[268]. Свои нападки на Англию он сочетал с выражением восхищения Британской империей, заверял Польшу — вопреки всем разочарованиям — в своей неизменной готовности к переговорам и разразился резкими выпадами против «международных поджигателей войны», «провокаторов», и «врагов мира», стремящихся навербовать «против Германии ландскнехтов из числа европейских демократий» и тех «магов Версаля, которые из злости или из безрассудства расставляют по Европе сотни пороховых бочек». И затем он подошёл к кульминационному пункту: под взрывы восторга и раскаты смеха — к полемике с американским президентом.
Гитлер поделил письмо Рузвельта на 21 пункт, на которые он отвечал раздел за разделом. Американский президент, заявил он, указал на общий страх перед войной, но ведь Германия не участвовала ни в одной из 14 войн, которые прошли после 1919 года — их вели государства «западного полушария», от имени которых выступил президент; Германия не имела также никакого отношения к 26 насильственным и кровавым интервенциям этого периода, в то время, как США имеют на своём счету шесть случаев военного вмешательства. Далее президент ратует за решение всех проблем с помощью конференций, но та же самая Америка выразила в самой резкой форме неверие в эффективность конференций, покинув Лигу наций, «величайшую конференцию всех времён», куда, кстати, вероломным образом не допускали Германию. Несмотря на этот «самый горький опыт», страна только при его правительстве последовала примеру США. Президент выступает поборником разоружения, но Германия навсегда усвоила урок бессмысленности этой затеи после того, как она появилась в Версале безоружной за столом переговоров, и «с ней обращались с ещё меньшим уважением, чем раньше с вождями индейцев сиу». Рузвельт проявляет такой интерес к намерениям Германии в Европе, что напрашивается встречный вопрос, какие цели преследует американская внешняя политика в отношении государств Центральной и Южной Америки. Г-н президент, конечно, воспринял бы такой вопрос как бестактный и сослался бы на доктрину Монро; и хотя германское правительство сочло бы естественным поступить так же, оно обратилось к каждому из названных Рузвельтом государств и запросило, чувствуют ли они угрозы со стороны Германии. Ответ был «сплошь отрицательным»; правда, издевательски продолжал Гитлер, «до некоторых из указанных государств и наций этот мой вопрос не мог быть доведён, потому что они, как, например, Сирия, в настоящее время не свободны, а оккупированы вооружёнными силами демократических государств и тем самым содержатся в бесправном положении». Тем не менее германское правительство готово дать каждому из указанных государств гарантии ненападения, если они сами того пожелают. Затем он продолжил:
«Г-н президент Рузвельт! Я вполне понимаю, что внушительные размеры Вашего государства и колоссальное богатство Вашей страны позволяют Вам чувствовать себя ответственным за судьбы всего мира, за судьбы всех народов. Я, г-н президент Рузвельт, поставлен в гораздо более скромные и ограниченные рамки. Я не могу чувствовать себя ответственным за судьбу того мира, которому была безразлична плачевная судьба моего собственного народа. Я считал себя избранным Провидением для того, чтобы служить моему родному народу и вывести его из страшной нужды…
Я преодолел хаос в Германии, восстановил порядок, добился огромного роста производства во всех сферах нашей национальной экономики… Мне удалось опять вернуть к полезному труду все семь миллионов безработных, участь которых так волновала всех нас… Я объединил немецкий народ не только в политическом отношении, но и укрепил его военный потенциал, далее я стремился аннулировать страница за страницей тот договор, который в своих 448 статьях содержит самое гнусное насилие, которое когда-либо свершалось над народом и людьми. Я вернул рейху грабительски отнятые у нас в 1919 году провинции, вернул в состав родины миллионы оторванных от нас, глубоко несчастных немцев, восстановил тысячелетнее историческое единство немецкого жизненного пространства, и всё это, г-н президент, я стремился делать, не проливая крови и не обрушивая на свой народ или другие нации бедствия войны.
Этого я добился, г-н президент, собственными силами, ещё 21 год тому назад я был неизвестным рабочим и солдатом моего народа… Вам, г-н президент, было гораздо легче. Когда я стал в 1933 году рейхсканцлером, Вы стали президентом Соединённых Штатов, с первого момента встав во главе одного из самых крупных и богатых государств мира… Поэтому у Вас, благодаря масштабам
