Три смерти Ивана Громака - Сергей Иванович Бортников
Комментируя такую ситуацию, Иван Григорьевич любил повторять: «К сожалению, мы потеряли не только страну, но и советского человека. Светлого, чистого, душевного… Вот это и есть самое большое несчастье!»
Сам он ни на миг не предавал память о боевых товарищах. Более того, даже начал возводить рядом с домом бабы Моти ещё один – двухэтажный, куда собрался перенести… музей 1-й ШИСБр[107], доселе находившийся в местном техникуме.
Валерий и тут «попал» под раздачу.
Приказ был конкретен: бери лопату – копай!
Как в армии.
– Помилосердствуй, батя, у меня отпуск! – попытался возразить моряк, но ослушаться не посмел: схватил предложенный инструмент и вместе с ним прыгнул в яму, глубина которой на тот момент и так была где-то около двух метров – чуть больше его немалого роста.
– Физический труд ещё никому не помешал, – и дальше измывался над своим наследником старик, оставаясь наверху. – Именно он, как известно, сделал из обезьяны человека. Об обратных превращениях мне пока не известно ничего. Так что, сынок, трудись – жить будешь зашибись!
– А я что делаю? – огрызнулся Валерий.
– Обленился ты донельзя на своём море-океане, от земли оторвался, – продолжал Иван Григорьевич. – Давай, навёрстывай упущенное, восстанавливай родственные связи!
– С землёй?
– А с кем же ещё? С ней, матушкой.
– Успею… Рановато мне туда!
– Я имею в виду не просто грунт, почву, в которую неминуемо уйдёт каждый из нас, а всю планету в целом, – проигнорировав его реплику, продолжал разглагольствовать отец. – Землю. Природу-мать! Разве не видишь, как она истосковалась по молодым, крепким и умелым рукам?
– Нет. Не вижу…
– Значит, у тебя что-то со зрением! Надо бы провериться у офтальмолога.
– Э-э, потише… – попытался свести всё к шутке Громак-младший. – Я медкомиссию регулярно прохожу.
– Вступил в сговор с эскулапами, чтобы скрыть изъяны в своём здоровье?
– Слушай, батя, на фига нам такой глубокий и мощный фундамент? – преодолевая накатывающееся возмущение, являющееся причиной большинства словесных конфликтов во многих семьях, резко сменил тему Валерий. – Щебень… Какие-то гранитные глыбы… Зачем ты их столько приволок?
– На случай землетрясения, – неожиданно прозвучало в ответ, после чего Иван Григорьевич ещё и напомнил: – Севастополь в своё время вон как пострадал…
– Это единичное явление. Ничего подобного в наших краях не было, нет и, надеюсь, уже никогда не будет!
– При этой античеловеческой власти всё возможно.
– Согласен, – наконец-то принял доводы отца Валерий.
* * *
В то лето они все вместе, но главным образом, Валерий со своим двоюродным братом, профессиональным каменщиком Александром Путрей выгнали-таки коробку дома и успели перерыть её до начала сезонных дождей.
А потом…
Потом у Громаков закончились деньги.
Фронтовые друзья Ивана Григорьевича написали Президенту Украины, мол, так и так, доброе дело затеял ветеран…
Только кому это надо? Времена теперь другие!
В ответном письме главы Приморской РГА[108] Запорожской области товарища-господина В.А. Буцанова[109] сообщалось: «Для того чтобы закончить строительство, необходимо 15–20 тысяч гривен. У нас в бюджете такой суммы нет».
Так и стоит этот недостроенный дом до сих пор с забитыми окнами и дверьми…
Зачем я так подробно обо всём этом?
А затем, что именно равнодушие чиновников, их нежелание вникать в проблемы простых людей, много лет тому назад проливавших кровь за свою, теперь канувшую в небытие социалистическую Родину, и привело в конечном итоге к тем трагическим событиям, о которых мы расскажем чуть позже…
А пока – жизнь продолжается.
Всё идёт по плану.
Иван Громак ловит рыбу, копается в огороде, ухаживает за домашней скотиной.
Короче, спокойно готовится к предстоящему дню рождения.
Кстати, семидесятому по счёту.
19
Праздновали без помпы. В узком семейном кругу. Собрались все, кто мог, – перечислять нет надобности, с этими людьми мы уже не раз встречались на страницах нашей книги.
Конечно же примчал на празднество и Валерий, уже капитан первого ранга. И с недавних пор – моряк-балтиец. Как положено, – при полном параде, в новенькой форме с наградными колодками на широкой казацкой груди.
Вот старик и решил похвастаться сыном «пэрэд людьмы». Посадил его в «жигули» и повёз на местный рынок. Вроде как докупить недостающих продуктов.
Не всё же в саду-огороде растёт!
А там – очередной шабаш полууголовной шпаны, в те годы правящей бал во всех городах и весях некогда единого государства рабочих и крестьян. Сходняк, если по-ихнему, по-блатному.
К Громакам тут же подкатил какой-то мелкий жулик, состоявший на побегушках у «великого авторитета Н.». Мол, так и так, дядя Ваня, «вас просят зайти в кафе».
– Что ж, мы не робкого десятка, – пожал плечами Иван Григорьевич. – Пошли, сынок.
За щедро сервированным столом сидели десяток мужиков специфической внешности. Но следов агрессии на их разбитных лицах вошедшие не заметили. Напротив – радость и неуёмное желание угодить «дорогим гостям».
Об этом же свидетельствовал и тот факт, что приглашённых посадили во главу стола.
– Уважаемый Иван Григорьевич, разрешите поздравить вас с днём рождения! – поднявшись с места с полной стопкой руке, тихо, но очень твёрдо, я бы сказал – увесисто изрёк один из гоп-компании – невысокий, жилистый, начинающий седеть дядька.
– Ура!!! – трижды рявкнули его прихлебатели.
Они б ещё «Хэппи бёздэй» затянули…
Никого из бандюков Громаки не знали, однако отвергать приглашение не стали.
Нельзя отвечать хамством на уважение! Не по-человечески это.
– Спасибо, люди, – поклонился в пояс фронтовик, однако пить водку отказался наотрез.
Отговорился:
– Я за рулём.
А вот Валерий свои три чарки махнул.
И сразу ввязался в «дружескую беседу». Впрочем, надолго она не затянулась.
Объяснение опять же было логичным:
– Гости ждут!
– Извините, но мы будем закругляться. Пора. – Взглянув на часы, каперанг Громак поправил форму и напоследок решил задать мучивший его вопрос: – А как вы узнали, что у бати сегодня юбилей?
– Мы дяди Ванину биографию давно выучили назубок – ещё в колонии! – растянул до ушей беззубое «грызло»[110] бритоголовый увалень лет сорока. – Он у нас частый гость. Был.
Вот так, верней, почти что так,
В рядах бригады энской
Сражался мой Иван Громак,
Боец, герой Смоленска.
Соленый пот глаза слепил
Солдату молодому,
Что на войне мужчиной был,
Мальчишкой числясь дома… —
выпучив и без того большие глаза,
