Леон Дегрелль - Эсэсовский легион Гитлера. Откровения с петлей на шее

Однажды русские, которые сидели в засаде, подпустили конвой на расстояние всего двух метров и открыли огонь. Их очереди скосили и людей, и волов. Лишь двое наших солдат сумели укрыться в кустах. Все остальное сопровождение колонны было перебито на месте раньше, чем кто-то успел сообразить, что происходит.

С этого момента мы дважды в неделю отправляли половину своих людей встречать колонну из Папортного. Солдаты методично прочесывали лес по обе стороны тропы.

Мы ждали с опаской. Обычно конвой добирался до нас в 18.00. Наши глаза не отрывались от поляны, на которую выходила тропа справа на склоне.

Иногда мы слышали треск выстрелов и разрывы гранат. Затем мы видели повозки, с грохотом вылетающие из леса. Задыхающиеся солдаты торопились доставить раненых на перевязочный пункт.

На следующий день нам приходилось провожать колонну обратно к Папоротному. Прекратить использовать тропу значило капитулировать. Люди были достаточно напуганы засадами, поэтому я лично взял на себя командование солдатами, которые осуществляли связь. Чтобы не позволить перебить всех, я сам шел в 20 метрах впереди. Мы невольно испускали вздох облегчения, когда наконец видели яблочные и сливовые сады Папоротного — границы порядка и изобилия.

Большевики должны были прийти и часами лежать и ждать, точно так же, как кошки караулят свою добычу, всего лишь в нескольких десятках метров от наших изб. Мы были вынуждены отдыхать, не раздеваясь и держа автоматы под рукой. Наши курильщики, какие бы страдания они ни испытывали, еще десять раз думали, прежде чем отправиться на армянские табачные плантации. Однажды днем наш повар отправился накопать картошки на поле, которое граничило с деревьями. Красные лежали в кустах ежевики. Они позволили ему подойти вплотную. Затем последовала очередь, и повар упал, раненный в ногу. Большевики бросились на него и утащили в кусты.

Вместе с двумя солдатами я бросился в погоню. Мы могли слышать крики несчастного раненого, когда похитители тащили его по камням и корням. Красные бросили его в тот момент, когда я уже чуть было не догнал их. Когда я нагнулся над товарищем, он смотрел на меня глазами, полными слез. Изо рта у него текла кровь. Прежде чем бросить его, русские нанесли ему десять ударов ножом в грудь. Он задыхался, раны его пульсировали, словно были живыми.

Он боролся со смертью еще полчаса. Нам пришлось накрыть его лицо накомарником, так как мухи жужжали вокруг его окровавленного рта. Сетка колыхнулась в последний раз. Бедняга повторял: «Мама! Мама!» детским голосом, который появляется у человека, когда он умирает.

Мы похоронили его рядом с остальными в верхней части склона. Мы окружили маленькое кладбище прочным деревянным забором, чтобы уберечь от диких зверей в зимнее время. Но гораздо более жестокими, чем лесные твари, были большевики, которые, отрицая правила честной схватки, ползли по земле, словно ассасины, чтобы подстеречь свою жертву и вонзить в нее нож.

Подготовка нового немецкого наступления близилась к завершению. Каждый день, незадолго до наступления темноты, прилетали советские самолеты, обычно по три машины, чтобы осмотреть сектор. Они никогда не задерживались более чем на несколько минут. Одна или две машины загорались и падали, подбитые зенитками, а парашютисты на своих зонтиках танцевали над лесом.

Однажды утром в начале октября у нас над головами пролетели несколько десятков немецких пикировщиков и направились к участку фронта возле Третьякова. Они возвращались раз за разом. Горы загрохотали. Началось осеннее наступление.

8 октября 1942 года ближе к вечеру мы тоже двинулись в путь. В последний раз мы взглянули на долину, где в первых вечерних тенях осталась Кубано-Армянская. Там упокоились наши мертвые за высоким черным забором, вокруг которого зимой в снегу будут шастать по снегу голодные и злые волки. Здесь и там на зеленых горах уже мелькали красные и коричневые флаги — знаки приближения осени, которые в сумерках превратятся в золотые факелы.

Затем настала ночь. Мы молча двигались до утра под покровом могучих дубов, сквозь листву которых светили серебристые дрожащие огоньки миллионов звезд.

Джунгли и горы

В октябре 1942 года началось долгожданное наступление на Кавказе. Однако началось оно в атмосфере всеобщего недомогания.

В августе немецкое Верховное командование вело наступление на этот огромный горный массив по двум направлениям: на юго-восток вдоль реки Терек в направлении нефтяных месторождений Баку; на юго-запад в нашем секторе в направлении Батуми и турецкой границы.

На Тереке разыгралась очень упорная битва, которая не привела к решающим результатам. Немецкие танковые дивизии были остановлены недалеко от Грозного. В октябре они также не сумели продвинуться дальше. Наше наступление на Адлер тоже провалилось.

В октябре перед нами больше не ставилась задача достигнуть Грузии и Транскавказской магистрали. Теперь мы должны были захватить Туапсе, город на Черном море, и взять под контроль нефтепровод, который заканчивался в этом порту. Нефтепровод был не толще детского торса, но за эту черную трубу мы вели бои недели и месяцы.

Единственными нефтяными приисками, которые нам удалось захватить до того, как красные сожгли их, были Майкопские. Эти нефтеносные пласты на самом деле были расположены в Нефтегорске между Майкопом и Туапсе. Скважины были подорваны красными. Но нефть продолжала подниматься на поверхность, покрывая все реки толстым слоем, окрашивая в коричневый цвет растительность. Организационный гений немцев позволил им вернуть скважины в эксплуатацию. Нефть была исключительно хорошей и отлично подходила для переработки в авиабензин. Когда утром 9 октября мы прибыли в Нефтегорск, мы с огромным удивлением увидели, что сумели сделать немецкие инженеры всего за полтора месяца. Были построены новые огромные кирпичные здания.

Нам предстояло завершить работу, захватив нефтепровод, идущий в Туапсе, чтобы можно было перекачивать драгоценное топливо в танкеры, ходящие по Черному морю. Это была наша задача, как солдат. Осеннее наступление должно было стать не только военной, но и экономической операцией. Это происходило не в первый раз и уж точно не в последний, когда тысячи солдат погибли в боях за нефть.

Шоссе и железнодорожный путь на Туапсе красные обороняли особенно упорно. Они, как и мы, прекрасно понимали всю важность этого нефтепровода. В августе немецкие танки пытались прорвать советские позиции, но не сумели даже поцарапать их. В начале октября 1942 года немецкое Верховное командование бросило штурмовые дивизии, которым мы были приданы, в хорошо спланированное наступление. По лесистой местности, поднимающейся до уровня 1000 метров и более, где не было даже мелких тропинок, тысячи пехотинцев должны были наступать, прорубая себе путь топорами. Постепенно продвигаясь, шаг за шагом, они должны были обойти вражеские позиции и соединиться в тылу у них на дороге в Туапсе в 20, затем в 40 и, наконец, в 50 километрах от Нефтегорска.