Борис Голлер - Лермонтов и Пушкин. Две дуэли (сборник)

Твой душой и сердцем. Б. де Г.

Почему ты спрашиваешь у меня эти подробности? До свиданья, спи спокойно»[119].

Геккерн пишет Дантесу, который находится на дежурстве по полку. Письмо, очевидно, правильно датируется 6 – 14 ноября. «Мадам Н. и графиня Софья Б. тебе расскажут о многом». – Комментарий: «Мадам Н. – безусловно… Мария Дмитриевна Нессельроде. Графиня Софья Б. – Софья Александровна Бобринская» (ближайшая подруга императрицы).

Кстати, доказательство, что письмо написано именно в ноябре, а не в феврале, когда Дантес под арестом за дуэль с Пушкиным. Тогда бы он не смог видеться с этими дамами.

Ясно одно… Для Дантеса, как для Геккерна, – появление пасквиля во всяком случае – новость. Неприятная. Они также хотели бы узнать, кто совершил эту подлость. – Они имеют в виду, естественно, подлость по отношению к ним. Для них самих это – гром среди ясного неба.

Весьма настораживает конец послания… «Почему ты спрашиваешь у меня эти подробности?» И отсылка за подробностями кого-то к кому-то – в данном случае к самому Геккерну и двум дамам, теперь наверняка можно сказать – и он, и они видели пасквиль!

В примечаниях к книге «Черная речка» рассмотрен под интересным углом этот, давно появившийся на горизонте (впервые – в 1922 г.) текст: «Возникают два на первый взгляд не связанных меж собой вопроса: чье письмо на бумаге того же формата показал и с кем связано пожелание отсылать за вопросами по поводу пасквиля к нему? Очевидно, что кто-то, с кем Дантес разговаривал во время своего дежурства, проявил интерес к пасквилю или же вызвал его подозрения как причастный к нему. Поскольку Дантес находился на дежурстве в казармах Кавалергардского полка, то доступ к нему был ограничен только сослуживцами по полку. У кого из однополчан Дантеса и с какой стати мог возникнуть интерес к тому, как выглядел пасквиль? Только у того, кто заподозрил третье лицо…»[120]

Не только. Еще у того, кто сам имел отношение к пасквилю – и хотел понять, что известно другим людям. – И Дантесу в частности.

Авторы комментария полагают, что таким человеком мог быть Полетика, полковник того же полка, муж той самой Идалии… Мог быть. А что, если – сама Идалия? Квартира ее расположена в тех же казармах… А что, если Трубецкой или кто-то из его друзей, из группы кавалергардов, чьим коноводом он был и кто, возможно, вместе с ним участвовал в сочинении пасквиля или его рассылке?

Но главное… У Нессельроде в руках пасквиль? Он даже показывал его Геккерну? Значит, текст есть и у Бенкендорфа. Бенкендорф – боевой генерал Отечественной войны, храбрец и ленивец, вероятно, мог считаться нелучшим руководителем тайной полиции. Но уж столь плохим он не был… следовательно, пасквиль из рук Нессельроде должен был перекочевать к нему очень быстро. А кроме того… «точного содержания пасквиля тогда почти никто не знал» – это правда. Но слышали о нем многие. И не могло быть, чтоб Бенкендорф не сунул в него свой нос. Ну, может, нос Миллера или Мордвинова. А из этого следует, что пасквиль вскоре попал к государю.

Потому, вернее всего, 23 ноября Пушкина вызвал царь. О чем они говорили, неизвестно. Вызвал не просто – но в паре с графом Бенкендорфом. – Сперва Бенкендорфа, потом Пушкина. Может, Бенкендорф дальше присутствовал при встрече? Речь могла идти только о пушкинской семейной истории – о чем же еще? «Личные аудиенции, не носившие церемониального характера, были явлением чрезвычайным»[121]. Иначе как по особому случаю – царь камер-юнкеров не принимал. Да еще в паре с начальником секретной службы. Странное ощущение, что в канун трагедии – эти два человека, после более всех ошельмованные в этой истории, – как-то предугадывают развязку и пытаются ее предотвратить. Разговор этот нам от начала до конца неизвестен. Мнения, что царь на этом свидании заверил Пушкина в невинности его жены и тем успокоил его, взяты с потолка – того самого, по которому носятся слухи. И только. Мы знаем, как старается Жуковский. Хотя он не понимает ничего: он похож на взрослого, который пытается оберечь ребенка от рискованного поступка, сам не в силах взять в толк, почему ребенку так хочется его совершить… «Оберегая репутацию жены, Пушкин даже ему не рассказал о тех преследованиях, которым подверглась Наталья Николаевна накануне 4 ноября». Это было мнение не только С. Л. Абрамович – но большого числа исследователей. На самом деле Жуковский о них не знал – потому что не знал о них наверняка сам Пушкин. Мы все еще плохо представляем его себе.

Если б он полагал, что его жена, кроме ухаживаний со стороны Дантеса, подверглась еще каким-то «преследованиям», – ноябрьский вызов на дуэль был бы куда более жестким и ни в какую не был бы отозван. И никто не выжал бы из Пушкина такого пассажа в письме, где он отказывался от вызова: «У меня нет никаких оснований приписывать его решение соображениям, недостойным благородного человека» – о сватовстве Дантеса к Екатерине Гончаровой.

Вся версия о «преследованиях» родилась уже после смерти Пушкина и внушалась пушкинским друзьям лишь одним человеком: Натальей Николаевной Пушкиной и распространялась ею же. Это была ее личная легенда происшедшего.

Все последние два месяца своей жизни Пушкин как-то особо, фатально одинок. Никогда такого не было. Всегда были друзья. Теперь в домах друзей принимают Дантеса – в последние недели – Дантеса с Екатериной (Гончаровой), друзья считают для себя неудобным отказать ему от дома. Да и вести себя иначе нет причин – по светским понятиям. Хотя Дантес ведет себя вызывающе – об этом говорят все. Хоть все видят, что Пушкина это бесит. Поведение его всех смешит или раздражает. И в доме Карамзиных, и в доме Вяземских. Стократ цитированное: «…дядюшка Вяземский утверждает, что он закрывает свое лицо и отвращает его от дома Пушкиных». Кстати, этот моралист тоже пытался ухаживать за Натальей Николаевной. Его зять Валуев якобы спросил Наталью Николаевну: «как она позволяет обращаться с ней таким образом» (своему мужу). Мы приводили оценки С. Н. Карамзиной. Ее брат Александр будет позднее пересматривать свое отношение к событиям и горько каяться в нем – но пока он тоже в друзьях Дантеса.

Но мы подошли к 27 января. Черная речка и 29-е… смерть Пушкина.

9

«…во время представления в Александринском театре из ложи, где сидели офицеры нашего полка, бросили набитый бумажками гондон в актрису, имевшую несчастье не понравиться им»[122], – Дантес в письме к Геккерну в Париж пересказывает одну из шуток своих товарищей по полку. С. Б. Ласкин приводит еще другой эпизод: