Маршал Шапошников - Владимир Робертович Анищенков
И хотя Смоленск пришлось оставить, основная вражеская группировка была измотана. Задержка наступления врага на главном — московском направлении стала крупным стратегическим успехом нашей армии.
Советское командование получило так необходимое время для создания резервов, и укрепления оборонительной линии Москвы.
В гитлеровской ставке начались серьезные дискуссии о необходимости изменения всего замысла кампании. Директивой от 30 июля фашистское командование вынуждено было остановить наступление группы армий «Центр» на Москву. Несколько позже 2‐я танковая группа и 2‐я армия группы армий «Центр» были повернуты на юг.
Бои за Украину
Руководство Юго-Западного фронта, так же как и Верховный главнокомандующий было против отвода советских войск из-под Киева. 8 августа состоялся следующий телефонный разговор:
«У аппарата Сталин. До нас дошли сведения, что фронт решил с лёгким сердцем сдать Киев врагу якобы ввиду недостатка частей, способных отстоять Киев. Верно ли это?
Кирпонос. Здравствуйте, товарищ Сталин! Вам доложили неверно. Мною и Военным советом фронта принимаются все меры к тому, чтобы Киев ни в коем случае не сдавать. Противник, перейдя в наступление силой до 3 пехотных дивизий на южном фасе УРа, при поддержке авиации прорвал УР и вклинился на глубину до 4 километров. За вчерашний день противник потерял до 4000 человек убитыми и ранеными. Наши потери за вчерашний день — до 1200 человек убитыми и ранеными… Для усиления частей УРа даны вчера и сегодня две авиадесантные бригады. Кроме того, даны сегодня 30 танков с задачей уничтожить прорвавшиеся в УР части противника и восстановить прежнее положение…
Сталин. Можете ли уверенно сказать, что вы приняли все меры для безусловного восстановления положения южной полосы УРа?
Кирпонос. Полагаю, что имеющиеся в моем распоряжении силы и средства должны обеспечить выполнение поставленной УРу задачи. Одновременно должен доложить вам, что у меня больше резервов на данном направлении уже нет.
Сталин. Возьмите часть с других направлений для усиления киевской обороны… Может быть, можно за счёт освободившихся частей усилить районы севернее Киева или западнее Киева…
Комитет Обороны и Ставка очень просят вас принять все возможные и невозможные меры для защиты Киева.
Недели через две будет легче, так как у нас будет возможность помочь вам свежими силами, а в течение двух недель вам нужно во что бы то ни стало отстоять Киев…
Кирпонос. Товарищ Сталин, все наши мысли и стремления, как мои, так и Военного совета, направлены к тому, чтобы Киев противнику не отдать. Всё, что имеется в нашем распоряжении, будет использовано для обороны Киева, с тем чтобы выполнить поставленную перед нами задачу…
Сталин. Очень хорошо. Крепко жму вашу руку. Желаю успеха. Всё».
Однако события стали разворачиваться по иному сценарию.
Несмотря на тяжёлое поражение под Уманью, советские войска упорно удерживали линию обороны по Днепру и подступы к Киеву. Но положение резко изменилось, когда танковая группа Гудериана, развернувшись от Москвы, направилась на юг. Прорвав нашу оборону, она вышла в тыл обровнявшимся. Попытка войск Брянского фронта остановить продвижение немцев была безуспешной. 10 сентября танки Гудериана вошли в город Ромны, расположенный восточнее Киева. На юге немцы заняли Кременчугской плацдарм на левом берегу Днепра. Создалась реальная угроза войскам Юго-Западного фронта. Но разрешение на отход Верховный дозволял только в том случае, если будет создана оборонительная линия на реке Псёл[187].
Вскоре в районе Кременчугского плацдарма через Днепр переправилась танковая группа Клейста и ускоренным маршем захватила Лохвицу. Приказ с разрешением на отступление командующему Юго-Западным фронтом привёз на самолёте в осаждённый Киев заместитель начальника штаба И.Х. Баграмян. Но было уже поздно — кольцо окружения замкнулось. В окружении оказались основные силы фронта численностью до полумиллиона человек.
В своей книге воспоминаний «Так начиналась война» Иван Христофорович приводит следующие очень важные размышления, объясняющие причины столь странного на первый взгляд поведения Ставки Верховного главнокомандования.
«…Никак не возьму в толк, почему так упорствует Ставка, — проговорил Тупиков[188]. — Хотя… — Он провел карандашом по карте. — Даже нам ведь трудно судить, что творится на том или ином участке. По карте выходит, что стоит там армия с корпусами, дивизиями, можно подумать — сколько сил! А на самом деле от некоторых дивизий почти ничего не осталось, по существу, только номера… Но мы все ещё считаем их дивизиями и ставим им соответствующие задачи. А перед начальником Генерального штаба лежит карта огромного — в две тысячи километров — фронта. Обозначены на ней не десятки, как у нас, а сотни дивизий. В Москве ещё труднее определить истинные силы на том или ином участке. А может быть, Москва всё знает, но какие-то очень важные причины побуждают её требовать от нашего фронта невозможного…»
Сам же Баграмян поясняет: «А причины эти были обусловлены общей военно-политической обстановкой, в которой оказалась наша страна. Она продолжала отражать натиск агрессора в одиночестве. К тому времени гитлеровцы блокировали Ленинград. Их войска приближались к Москве. А в распоряжении нашего высшего командования уже не оставалось сколь-нибудь крупных, готовых к боевым действиям оперативных резервов. Значительную часть войск мы должны были держать на Кавказе — слишком подозрительно вела себя Турция, — на Дальнем Востоке, где японские милитаристы ждали только сигнала, чтобы выступить. Упорная оборона Юго-Западного фронта на рубеже Днепра в этой обстановке несколько облегчала обстановку на остальных стратегических направлениях советско-германского фронта, особенно на московском, приковывая к себе огромные силы немецко-фашистских войск, в том числе и две немецкие танковые группы. Весьма важно было приковать их к Юго-Западному направлению по возможности на больший срок».
Были и политические причины для сохранения Киева. В августе в Советский союз прилетал помощник президента Рузвельта Гопкинс, с целью выяснить имеет ли смысл посылать ленд-лиз. На вопрос, где будет проходить линия фронта, Сталин ответил, что к концу 1941 года фронт пройдет западнее Ленинграда, Москвы и Киева.
Либеральные историки обвиняют Сталина и Шапошникова в том, что они препятствовали своевременному выводу войск Юго-Западного фронта и тем самым загнали их в котёл. Но «Киевский котёл» имеет не только военную составляющую, но и политическую. В командовании ЮЗФ было немало «оппозиционеров», включая командующего Юго-Западным фронтом генерала Кирпоноса.
В справке начальника 3‐го управления НКО СССР майора госбезопасности Михеева 16 июля 1941 года сообщалось: «Кирпонос Михаил Петрович, 1892 года рождения, украинец… В старой армии служил ротным фельдшером… В Красную армию вступил добровольцем в 1918 году, член партии с 1918 года… По показаниям арестованных военных заговорщиков, Кирпонос в 1923–1924 гг. примыкал к троцкистской оппозиции… В 1928 году голосовал против исключения из партии Троцкого и Зиновьева… В узком кругу своих людей
