Таинственный Ван Гог. Искусство, безумие и гениальность голландского художника - Костантино д'Орацио
Ван Гог нащупал ту дорогу, что приведет его работы к успеху, однако до признания еще очень далеко. Сейчас ему нужно лишь немного спокойствия. Встреча с Тео должна пойти ему на пользу.
Или нет.
Этап восьмой
Овер-сюр-Уаз. Что мне еще остается?
Я прибыл в Овер-сюр-Уаз солнечным утром, прямо как дядя Винсент. Для меня, как и для него тогда, это последний этап пути. Воздух жаркий, но дует свежий ветерок. Я чувствую усталость и вместе с тем духовную наполненность.
Похоже, я близок к разгадке, искомой уже много дней, во время путешествий по следам дяди, сравнений писем и свидетельств очевидцев, изображений на картинах с реальными пейзажами. Почему картины Ван Гога, которым в наши дни поклоняются, не были оценены при жизни?
Я узнал для себя много нового о дяде. В работу он вложил массу трудов и усилий, а в отношения с близкими — много страсти. Он часто заблуждался в видении ситуации, что порой определяло его дальнейшую жизнь и карьеру. Неудачи и поражения не сломили Винсента — наоборот, они подпитывали в нем самолюбие и желание продолжать двигаться в выбранном направлении, пусть даже методом проб и ошибок.
Вместе с тем у меня остались вопросы. Как дядя мог продолжать писать, зная, что его полотна не продаются? Как в течение десяти лет он спокойно существовал за счет Тео, сознавая, что его работы ни для кого, кроме них двоих, не представляют ценности и интереса? Годы, месяцы, недели прошли в поисках собственного стиля, в отработке уверенной линии, в экспериментах с цветовым решением. У кого угодно опустились бы руки. Но Винсент чувствовал мощную поддержку со стороны Тео, который всегда шел навстречу любым его требованиям.
Я не только изучил места, связанные с Ван Гогом, и переписку между братьями, но и материальные вопросы.
Первое упоминание о помощи со стороны Тео относится к июню 1880 г. — именно тогда Ван Гог принял решение стать художником.
В Эттене я узнал, что ты выслал мне пятьдесят франков; что ж, я их принял. Принял с неохотой и тоской, но сейчас я испытываю затруднения и нужду, что мне еще оставалось делать? Я должен поблагодарить тебя. Для того и пишу.
Желание попробовать себя в роли художника — попытка найти выход из экзистенциального кризиса. Винсент не знает, за какое дело взяться, но чувствует неотвратимую тягу к рисованию. Семья в очередной раз решает пойти ему навстречу.
В 1881 г. мой отец назначен главой филиала галереи «Гупиль и Ко» на бульваре Монмартр в Париже. Дедушка очень обрадовался этому известию: наконец-то один из его сыновей профессионально устроен и может помочь другому — непутевому бедолаге, который не в состоянии подыскать себе работу.
Очень любезно с твоей стороны, что ты взялся оплачивать расходы Винсента. Сможешь ли ты заботиться о нем и дальше или лучше, чтобы это продолжал делать я? Прошу, скажи мне откровенно.
Я вдруг понял, что щедрость Тео продиктована в том числе желанием освободить отца от бремени. Из писем видно, что никто уже не надеется, что Винсент когда-нибудь станет финансово независимым. Он не способен удержаться ни на одной работе, вечно позорит семью неадекватным поведением и совершенно не умеет приспосабливаться к обстоятельствам. Дядя чувствует мир в душе только тогда, когда рисует. Тео не остается ничего другого, кроме как создать ему все условия для занятий живописью — им движет в гораздо большей степени любовь, нежели вера в талант брата.
Помощь становится регулярной с 1882 г. Винсент получает деньги, где бы он ни находился. Сумма варьируется от ста до ста пятидесяти франков в месяц, в зависимости от непредвиденных расходов и новых проектов.
Будучи инженером до мозга костей, в том числе в сентиментальных и семейных вопросах, я пересчитал сумму по валютному курсу, чтобы понять, насколько ее было достаточно, чтобы обеспечить потребности одинокого человека.
В те годы сто пятьдесят франков соответствовали приблизительно семидесяти пяти голландским флоринам — сумма вполне приличная, если учитывать, что брабантский рабочий мог содержать семью из семи человек на восемь флоринов в неделю, а ткач зарабатывал и того меньше. Винсент для себя одного имеет в распоряжении вдвое больше. С июня 1882 г. Тео начинает делить ежемесячное жалованье на три транша, которые отправляет первого, десятого и двадцатого числа каждого месяца, о чем его попросил сам Винсент, боявшийся растратить всю сумму сразу. Получение денег, постоянная тема в их переписке, всегда вызывает вздох облегчения у Ван Гога: обычно его письмо брату открывается словами благодарности и заканчивается просьбой прислать очередной перевод.
Если за два года пребывания в Париже сведений о полученных суммах нет, то в Арле субсидии от брата выросли значительно: с февраля по октябрь 1888 г. Винсенту пришло от Тео в общей сложности около двух тысяч трехсот франков, то есть двести двадцать — двести шестьдесят франков ежемесячно. Дядя оправдывает увеличение расходов необходимостью снять жилье побольше, купить мебель и подготовить почву для организации южной мастерской. Если сравнить цифру с жалованьем почтальона Жозефа Рулена, которое составляет сто тридцать пять франков, при том что у того пять человек на иждивении, то дела у Ван Гога идут вполне неплохо. Что касается госпитализации в Сен-Реми, то вместе с проживанием «счет Винсента» обошелся моему отцу в три тысячи триста десять франков за год.
Для рисования требуется много денег, но меня угнетает чувство, что я постоянно в долгу перед тобой, это так унизительно. Как бы я хотел, чтобы это прекратилось!
Дядя периодически испытывает вялые упреки совести и понимает, что его расходы рискуют стать для Тео неподъемными. Однако угрызений хватает только на одно письмо — в действительности Винсент убежден, что другого выхода нет. Его миссия настолько значительна, что любая жертва оправданна, раз приносит хотя бы временное облегчение. Из писем Ван Гога явствует, что, с его точки зрения, деньги брата — не безвозмездное финансирование, а лишь аванс за картины, получаемые еженедельно в огромных количествах.
