Валерий Цапков - Шоколадная медаль

- Двое! - крикнул начкар, открыв дверь и глянув по углам камеры.

Олегов с любопытством заглянул внутрь, в голове мелькнула мысль - как там, может, и мне когда-нибудь... Офицеры, сидевшие каждый на своей постели, с интересом смотрели на них. Звездочки были выковыряны из погон, но на выгоревшей на солнце форме на их месте темнели пятнышки, говоря, что один был лейтенантом, а другой - старшим лейтенантом. В камере у них было не так голо, как у солдат: у стены лежали коробки с печеньем, свитер, книги. У лейтенанта под матрасом лежал кусок провода с двумя лезвиями на конце приспособление для кипячения воды.

- За что замели? - полюбопытствовал Олегов.

- Я думал, раз война, значит, можно стрелять. Оказывается, на все нужна команда.

- Ну так что? - не сразу сообразил Олегов.

- А кишлака-то больше нету, - развел руками старший лейтенант.

- Понятно, удачи вам!

- Стой! Письмо брось!.. - вскочил со своей постели лейтенант...

Оббежав все камеры, начкар подошел к ним с совершенно убитым лицом.

- Не понимаю...

- Пошли, со вчерашним начкаром поговорим, - сказал Люшин, ободряюще хлопнув его по плечу.

В обратном порядке, отпирая и запирая стальные двери и решетки, они подошли к выходу на плац. Сквозь щели между дверью и косяком пробивались белые лучи света.

- Мы сами сначала, тебя кликнем.

Они вышли на плац. Арестанты, как и полчаса назад, бегали по кругу. Офицеры, сидя у стены, лениво переговаривались, передавая друг другу дымящийся окурок.

- Поговорим? - вполголоса сказал Олегов черноглазому лейтенанту.

- А что такое? - испуганно спросил тот, поднялся и пошел за Олеговым в угол плаца.

- За что тебя притормозили здесь?

- При сдаче наряда не хватило пяти кружек, а три оказались с пробитыми дырками, - ответил лейтенант, сглотнул слюну и тревожно посмотрел на подошедшего ленивой походкой Люшина.

- А на дне параш и баков с водой смотрел?

- Точно! - обрадовано воскликнул лейтенант. - Как это я сразу не догадался?!

- А теперь, козел, скажи, зачем товарищам в карман срешь?

Не ожидавший такого резкого перелома в беседе, лейтенант открыл рот, собираясь что-то ответить, да так и застыл.

- Говори, сука! - прошипел со стороны Люшин . - Ты же офицер, что ты эту вшивую солдатню покрываешь? Куда солдата не целуй, у него везде жопа!

- Часовой ночью выпустил из камеры их походить по двору...

- Ну, а дальше?

- Они всех отпустили...

- Так ведь отсек на замке!

- В три ночи пришел разводящий менять часового, они и говорят: пусти одного за травкой сбегать, а то не пойдем в камеры.

- А как сдавал наряд?

- Перед сменой в камеру посадил своего солдата, когда камеру просчитали, мой помощник его потихоньку выпустил, - сказал лейтенант и виновато опустил глаза.

- Козел ты, - беззлобно сказал Олегов, - зачем на себя все принял. Солдатики уговорили? Пойдем.

Они подошли к двери, Люшин пару раз ударил по ней ногой. Дверь распахнулась, на пороге стоял начкар, нетерпеливо глядя на них.

- Ну, что? - спросил он.

- Звони во все колокола. Он все расскажет. Коменданту не забудь сказать, что это мы выявили, нам теперь амнистия положена, - сказал Люшин и подтолкнул вперед лейтенанта. Дверь перед ними захлопнулась и они снова остались на плацу, заполненном топотом одуревших от нестерпимой жары арестантов.

... Через час дверь распахнулась и выводной крикнул:

- Старший лейтенант Олегов! К коменданту!

- И я тоже! - попытался пройти Люшин. Но выводной отрицательно покачал головой и закрыл дверь.

Выводной проводил Олегова на второй этаж и подвел к кабинету.

- Вам сюда.

Олегов постучал, не услышав ответа, вошел. Комендант сидел за столом с прижатой к уху телефонной трубкой и что-то размашисто писал в тетради. Положив трубку, он поднял глаза на Олегова.

- А раньше я тебя не мог видеть? - спросил комендант.

- Нет, - солгал Олегов. Они как-то уже встречались на посту возле штаба армии. Приезжала какая-то высокая комиссия, Олегову приказали все советские машины заворачивать в объезд. Как раз в ГАЗ-66 проезжал комендант, Олегов его не пропустил, патрульный упер ствол автомата прямо в радиатор. Комендант тогда пообещал, что они еще встретятся , и он намотает эти лишние шесть километров Олегову на шею...

- Ну, да ладно, - вздохнул комендант. - Значит так, звонили по ВЧ из штаба вашей дивизии, просили срочно тебя отпустить, мол, очень нужен на боевые. Так что, свободен..

- Как свободен? А Люшин? Это ведь мы этого губаря вычислили!

- Ах, это вы! Ну, ладно, я вас обоих в приказ по гарнизону подам! засмеялся комендант.

- А нашли его?

- Куда он денется из подводной лодки! К утру его уже в каком-то притоне вербовала английская разведка, а еще через час ему ХАДовцы руки крутили...

Еще через полчаса Олегов и Люшин весело шли к контрольно-пропускному пункту, от которого еще вчера Олегов совершал свой рискованный вояж по Кабулу. Олегов радовался неожиданной свободе и вместе с тем напряженно думал - кто и почему ему оказывает такую честь звонком из штаба дивизии. Телефоны ВЧ были, как правило, у командиров полков, заместителей комдива, да у оперативного дежурного...

ГЛАВА 24.

- "...Вон, смотри, командир полка выходит из сортира. У него отдельная кабина, только для него. Для остальных офицеров - другая половина. Так ты в самом деле думаешь, что все дело в том, чтобы сломать перегородку, и все приложится?

- Если бы только эту перегородку.

- Да, ты настоящий коммунист, сочувствую.

- А ты кто?

- Молчаливый умник.

- Это как?

- Я тебе поясню, надеюсь, не заложишь. Гляди, вот это ''топ'', по-английски - ''вершина''. Это все те, кто живет красиво и члены их семей. Их окружает ''фист'' - то есть ''кулак'', это те, кто охраняет их покой. В нашей стране это мы с тобой, я - поменьше, а ты - очень побольше. Всех остальных мы поделим дураков и умников.

- Чем отличаются?

- Умники знают, что так будет всегда. А дураки думают, что они живут при развитом социализме или при народном капитализме. Чтобы они так думали, видишь, я рисую дождик. Это дождик государственной идеологии, который беспрерывно полощет им головы, а у умников есть зонтик, это их интеллект. Зонтик у меня корявым получился.

- Нормальный зонтик. А это что за деление?

- И те, и другие делятся на молчаливых и говорливых. Хуже всего дуракам молчаливым. Это серая скотинка всех и кормит, их больше всего. Дураки говорливые шумят, возмущаются, их для видимости демократии и держат, порой и в ''фист'' мобилизуют писать дождиком идеологии. Но тут искренним, убежденным дураком надо быть, чтобы убедительно получалось. Молчаливые умники все понимают, но предпочитают устроить свою собственную жизнь. Самых умных и самых молчаливых могут даже взять на вершину для улучшения породы. Опаснее всего для системы говорливые умники, все знают и не молчат...