Роберт Стивенсон - Жизнь на Самоа

— Здесь все наша собственность, — сказали они, — и мы можем поступать с ней как нам заблагорассудится. Мы можем рассматривать эти деньги как часть растраты Гэрра.

— А я вас знать не знаю, — был один из сверхостроумных сарказмов Эспинола, выпущенных в Льюиса.

Я и думать бы не стала о подобных людях, если бы не беспокоилась за Гэрров, особенно из-за обеих женщин — прекрасной, высококультурной самоанки Фануа и хорошенькой, невинной малютки Этель.

Гэрр ничего не объяснил Этель: у него не хватило духу. Она чувствовала, что происходит что-то страшное, но не задавала вопросов никому, кроме Бэллы; собственно, это были не прямые вопросы, а предположения.

— Я знаю, у брата большие неприятности, — сказала она, — и я не могу отделаться от мысли, что это как-то связано с теми двумя господами, которые обедали у нас. Они очень странно держали себя.

В самом деле, их поведение было весьма странным. Они сидели за столом у человека, которого собирались разорить, и еще привередничали, когда их потчевала напуганная малютка Этель.

— Отведайте помидоров, — предложила она и, когда гость потянулся к блюду, добавила, — они выращены здесь, на Самоа.

— Тогда не буду, — последовал ответ, — не желаю ничего самоанского.

Глядя на хозяйку, прекрасную Фануа, они говорили всевозможные гадости о самоанских женщинах. Их поведение было просто невообразимо. Сам Гэрр — человек маленького роста, щуплый, только что перенесший очень мучительную операцию по поводу некроза кости. Галантные джентльмены могли совершенно безнаказанно есть хлеб-соль своей жертвы и при этом оскорблять его жену и сестру, не опасаясь избиения. Более «умный» из них отпускал пошлые шуточки, а второй оглушительно хохотал, и оба перемежали свое веселье тем, что тыкали Гэрра в бок со словами «Ишь, мошенник!» и вновь разражались хохотом.

Маленький домик Гэрра обставлен мебелью, принадлежащей фирме. Ее сразу же потребовали назад в Апию. Тон писем был так оскорбителен, что бедняга Гэрр попросил нас приютить сестру, пока не исчезнет опасность ее встречи с этими людьми (хочется сказать — негодяями). Сейчас она здесь, болтает беззаботно и играет на своей флейте, но время от времени глаза ее вспыхивают тревогой. Мы предложили им жить у нас, но мистер Гэрр пока не знает, как ему лучше поступить. Хорошо, что у нас есть возможность удобно их устроить, и, если бы не скрывающаяся за этим причина, поселить их здесь было бы очень приятно. Не могу сказать, что в этом деле нам все ясно. Во всяком случае я на стороне битой собаки, даже если она утащит кость. Кроме того, нужны очень веские доказательства, чтобы заставить меня поверить в то, что Гэрр повинен в чем-нибудь, кроме неблагоразумия.

Мисс Гэрр уехала домой и повезла своей вдовой матери ужасную весть о разорении и бесчестье. В последний момент мистер Гэрр прислал сказать, что у него не хватает денег даже на билет сестре, и Льюис отправил ему семь фунтов. Мы страшно опечалены их судьбой. Зато меня порадовало, что мистер Карразерс очень благородно вел себя в этой истории.

Недавно, когда я работала в саду, я услышала оклик Бэллы. «Смотри-ка, — сказала она, — явился аиту!» Это был Генри собственной персоной, но очень изменившийся и несчастный. На затылке у него рана, нанесенная не то копьем, не то дубинкой, словно его пытались убить. Я заговорила о его женитьбе, но он поспешно и нервозно переменил тему. На другой день он пришел опять и попросил ссудить ему пятьдесят долларов и взять его снова на место старшего над работниками. Решено, что он придет завтра и тогда Льюис даст ему денег, если он скажет, для какой цели. Он, кажется, очень расстроен положением своей «бедной старой семьи». Как он объяснил, они впали в нищету и не умеют работать. «Они ничего не умеют, моя бедная старая семья» — таковы были его собственные слова.

Незадолго перед отъездом на Савайи он сказал Льюису: «Мне надоели белые на побережье». Савайи, говорит он, остается верным Малиетоа. Льюис послал письмо главному судье, сообщая, что пишет историю Самоа и собирается коснуться современного «кризиса». Я вспоминаю, как ребенком была напугана, прочитав в газете: «Тревога! Надвигается кризис!» Кризис представился мне в образе чудовищного дикого зверя.

Мы с Льюисом и Ллойдом побывали в Апии. Главный судья встретился нам как раз перед домом Уэббера, причем я заметила, что из окон за нами жадно наблюдали женщины. Мы довольно долго беседовали в самом дружеском тоне и затем поехали дальше навестить Лаулии. Но она переехала, так что свидание не состоялось. Мистера Хаггарда выселили из дома (принадлежащего немцу) по той причине, что мистер Даудни подстрелил хозяйского петуха, на которого у мистера Хаггарда, кстати, было разрешение. Он переселился в дом Руги. Даудни — это тот самый, которому принадлежит знаменитое изречение: «Самоа — замечательное место; здесь вы каждый день можете вступить в новый заговор!» Льюис ехал на коне, которого мне дал мистер Сьюэл (в его честь он зовется Гарольдом), и вполне его одобрил, хотя конь еще очень тощ после пережитого несчастного случая.

Сегодня у нас обедали мисс и миссис Мурс. Утром я сажала капусту и показывала Джо, какие работы я хочу сделать на огороде. Подошла Фааума с жалобой, что она не получила кики. Поскольку у Талоло был смущенный вид, я потребовала объяснения. Оказалось, что во время ленча она поссорилась с мужем, назло ему отказалась есть, а теперь почувствовала голод. Я сказала ей, что она может взять себе кики теперь, но в будущем попросила ее не ссориться с Лафаэле перед едой. Миссис Стивенсон требует, чтобы работникам-католикам приказали являться на молитву под угрозой расчета. Но я пресекла это вмешательство в их дела. Ее также очень раздражает беспорядок, связанный с посадкой какао, что, конечно, не удивительно: пол веранды перед ее дверью весь затоптан и всюду навалены доски и корзинки.

Так занята посадками какао, что не было ни минуты для дневника. Кроме того, дважды ездила в Апию, причем в последний приезд остановилась в новом жилище Хаггарда. Ему отказали в квартире из-за подстреленного петуха, и теперь он поселился в доме Руги. Во всяком случае Абдул и мебель там, а мистер Хаггард уехал в Австралию. Абдул вел себя как самый любезный хозяин и устроил нас со всяческим комфортом. Для Льюиса была даже приготовлена пижама. Дом Руги — прелестное здание в испанском стиле, с огромными комнатами, распланированными с большим вкусом. Мы почувствовали легкое сожаление, потому что в свое время подумывали купить его. Однако факт остается фактом: позади дома начинается болото и много людей умерло здесь от лихорадки.