Игорь Кон - 80 лет одиночества

Зато похоронили маму хорошо. Она всегда мечтала лежать на Шуваловском кладбище, рядом с которым у них до революции была дача. К тому же там очень красивая церковь, которую я в детстве очень любил. На этом кладбище давно уже не хоронят, но у покойной старой маминой подруги, с дочерью которой, Ниной Советовой, у меня сохранились дружеские отношения, там есть семейная могила. Получить разрешение подхоронить урну с прахом оказалось несложно. Маму кремировали и отпели в Москве, я отвез урну в Ленинград, и мама упокоилась там, где ей хотелось. У нее была трудная жизнь, но хотя бы это ее желание удалось исполнить.

В 1991 г. я проработал месяц в Англии, в университете Сэррей; вместе с известным славистом и специалистом по проблемам спорта и молодежи Джеймсом Риорданом мы подготовили и опубликовали сборник статей «Секс и российское общество» (1993). Позже университет присвоил мне степень доктора honoris causa, что британские университеты делают нечасто. Заодно я старался посмотреть страну, история которой меня всегда интересовала. Незабываемое впечатление произвел Кембридж, в котором учился герой моей первой диссертации Джон Мильтон и где я побывал по приглашению Эрнеста Геллнера, с которым мы были хорошо знакомы. Впервые удалось побывать в Швейцарии, Западной Германии и в Канаде.

Важной жизненной вехой стала первая поездка в США в августе – ноябре 1988 г. В эту страну меня регулярно приглашали с 1966-го, но только теперь это осуществилось. Годичное собрание Американской социологической ассоциации в Атланте было посвящено американской социологии, в качестве докладчиков на сессию «Неамериканские взгляды на американскую социологию» были приглашены Ален Турэн (Франция), Николас Луман (Германия) и я. Я получил возможность лично встретиться со многими учеными, которых знал по статьям и переписке. После моей встречи с бывшими президентами АСА один из них сказал: «Никогда в жизни не встречал человека с золотыми зубами (в США коронки и протезы белые. – И. К.) и с таким знанием американской социологии».

Не менее интересной была сессия Международной академии сексологических исследований в Миннеаполисе и поездка с лекциями по нескольким университетам. Впечатлений, как профессиональных, так и бытовых, было много. Мне особенно понравилась повседневная, непоказная забота американцев о детях и инвалидах. В знаменитом католическом университете Нотр-Дейм пришлось не только выступать перед студентами, но и прочитать публичную лекцию в городе Саут-Бенд. Руководители университета предупредили меня, что сами не знают, чем это кончится: в городе много антисоветски настроенных иммигрантов из Восточной Европы. Но я говорил о серьезных, реальных проблемах. В аудитории встал пожилой венгр и сказал: «В Будапеште советские танки убили мою семью, я всегда выступал против любых контактов с советскими, но такие лекции я готов слушать». После этого мэр вручил мне символический ключ от города.

Очень продуктивным было пребывание в Миннеаполисе, вместе с группой московских социологов семьи. Результатом совместной работы с американцами стал коллективный труд «Семьи до и после перестройки. Российская и американская перспективы» (1994), в котором мне, в соавторстве с видным американским сексологом и замечательным человеком Джеймсом Мэддоком, принадлежит глава «Сексуальность и семейная жизнь».

Первая американская поездка показала мне, что США – действительно страна неограниченных возможностей. Моей давней мечтой было посетить Калифорнию, особенно Сан-Франциско. Известный советолог Гейл Лапидус обещала прислать мне приглашение, но на сессии АСА в Атланте ни ее, ни письма не оказалось (потом выяснилось, что она заболела). Я был в отчаянии, но случайно в лифте меня познакомили с профессором Стэнли Дорнбушем, работы которого я хорошо знал, и он тут же пригласил меня на междисциплинарный семинар в Стэнфорд, оплатив половину стоимости перелета. Вторую половину билета оплатил Центр глобальных исследований в Сан-Диего. А на полпути между Сан-Диего и Сан-Франциско лежит сказочная Санта-Барбара, где студенты ездят не на машинах, а на велосипедах и чуть ли не весь год ходят в шортах. И там меня тоже ждали. А потом снова были Нью-Йорк, Чикаго и т. д.

Юрий Бронфенбреннер настаивал, чтобы я обязательно выступил также в Корнеллском университете, находящемся на севере штата Нью-Йорк. С большим трудом удалось выкроить одни сутки, но при пересадке в аэропорту Сиракьюз меня по ошибке посадили на самолет, летящий в Торонто (вот когда я оценил дотошность советского паспортного контроля!). Услышав об этом, я в последний момент, чуть не на ходу, выскочил из самолета (к счастью, летел без багажа), однако тем временем последний самолет на Итаку уже улетел. Я думал, все пропало, но девушки, по вине которых это произошло, взяли мне за счет фирмы такси, и через три часа я все-таки прибыл в Итаку. Мои лекции состоялись, и в следующем году Корнелл присвоил мне свой самый высокий и престижный титул – Andrew D. White Professor at Large.

Все это не могло не понравиться, хотя наряду с положительными впечатлениями были и разочарования. Профессиональный уровень американского обществоведения, не говоря уже о сексологии, неизмеримо выше советского, однако средний уровень массовой научной продукции оказался ниже лучших, выдающихся образцов, с которыми у меня ассоциировалась американская наука. Американская наука, как и общество, оказалась крайне разобщенной. Европейских исследований и языков американские аспиранты, как правило, не знают, плохо обстоит дело и с междисциплинарными связями.

Осваиваясь в огромном Миннесотском университете, я обнаружил, что хотя разные кафедры и научные центры сплошь и рядом занимаются близкими темами, они не контактируют и даже не знают друг о друге. Сначала меня это удивило, я шутил, что университет должен платить мне три профессорские зарплаты только за то, чтобы я ходил из лаборатории в лабораторию и рассказывал коллегам, чем они занимаются. Потом я понял, что дело не в недостатке времени или любознательности, а в жестких законах конкуренции. Чтобы быть в США кем-то, нужно уверить остальных, и прежде всего себя, что ты – лучший в мире. Большинство людей может добиться этого, только игнорируя чужую работу. Конечно, это лучше, чем советская суперцентрализация, но все равно нехорошо.

В 1990—91 гг. я снова побывал с лекциями в нескольких крупных американских университетах. Особенно плодотворной была годичная стажировка в Русском центре Гарвардского университета (1991–1992).

В сущности, этим грантом я обязан Дмитрию Шалину. После его эмиграции, несмотря на трудности, мы поддерживали с ним постоянный контакт. В мою первую американскую поездку (1988) я провел несколько прекрасных дней в Карбондейле, в Университете Южного Иллинойса, где он тогда преподавал. В 1990 г., когда Дима был приглашенным ученым в Гарварде, он организовал мне приглашение туда.