Русская Вандея - Иван Михайлович Калинин
«Вечернее Время», самая близкая к фронту газета, по обыкновению, защищала погромщиков:
«В этих эксцессах виноваты сами евреи плохим отношением к Добровольческой армии. Почему они до сих пор не заявили ни одного протеста по поводу того всероссийского погрома, который учинен, главным образом, Бронштейном?»[90]
Вождь всего воинства, ген. Деникин, в беседе с депутацией от евреев высказался примерно в том же духе:
– Повлияйте на еврейскую молодежь, образумьте ее. Пусть она отрешится от своих симпатий к большевикам[91].
Вождь духовный, смиренный киевский митрополит Антоний, так ответил этой же делегации, просившей его выступить против погромов:
– Евреи предварительно должны отозвать из советских учреждений своих соплеменников[92].
Погромы продолжались. Войска бесчинствовали. А «Вечернее Время» приходило в ужас от того равнодушия, которое проявляло неблагодарное освобожденное население к делу Добровольческой армии.
В Курске для марковской конной части потребовалось 2000 подков. Военные власти решили использовать общественную благотворительность. Осчастливленный город пожертвовал… десять подков. Всего-на-все!
«Кузнецы и владельцы лошадей! Вас просят устыдиться!» – допекали нерачительных жертвователей суворинские молодцы, помещая в своей газете ироническое обращение «благодарного населения» к добровольцам:
Вы красные сняли оковы, —Ваш подвиг не будет забыт:Я жертвую вам две подковыНа тысячу конских копыт[93].«Боже мой, – патетически восклицал в «Вечернем Времени» некий Руслан, автор обличительной статьи «Гражданская повинность». – Да когда же это произойдет этот геологический переворот, чтобы и камни устыдились. Для армии надо не просить, а требовать, как это делали большевики»[94].
Не лучше дело обстояло с пожертвованием теплой одежды, которою запасались осенью ввиду наступающих холодов.
«Мы уже два дня обращаем внимание курского общества на то ужасное положение, в котором находятся солдаты доблестной 1‑й дивизии», – вопило курское «Вечернее Время»[95].
Куряне расшевелились и пожертвовали… одну шубу. «Курск – город классической спячки и обывательского эгоизма, – распинались суворинцы. – Шуба из курского сочувствия, – вот и все, что покамест имеют здесь добровольцы. Однако в этой шубе много не навоюешь»[96].
Куряне и знать не хотели, что добровольцы сражаются за их благополучие.
«То, что происходит сейчас в Курске, – продолжало вопить «Вечернее Время», – эта жуткая картина приходящих санитарных поездов, переполненных ранеными, которых никто из населения не встречает, от которых в панике разбегаются шкурники-извозчики, не желающие их перевозить, эти грустные вести из лазаретов, перевязочных и эвакуационных пунктов, где почти отсутствует общественная помощь и где, как рыба об лед, бьется безо всякой поддержки военное общество, – все это не может быть терпимо далее ни одного часу»[97].
Газета недоумевала, почему же тогда «измученный и ограбленный большевиками город с таким нетерпением ждал добровольцев».
«Где слыхано или видано, – писал в газету некий поручик Таранов, перевернувший свою фамилию сзади наперед, так что получился псевдоним «Вонарат», – чтобы на территории, занятой добровольцами, десятки раненых, измученных воинов были без пищи четыре дня? Это именно было в Курске. Как-то странно: никаких обязанностей, но мильон претензий. – «Почему отдали Орел? Почему медлят с Москвой? Ах, почему?» Да потому, милые куряне, что с вами вообще далеко не уедешь, потому что ваш тыл все время держит за хвост наш фронт, что расстройство и пустота тыла тормозят все, что ваше равнодушие способно охладить самые горячие порывы»[98].
«Раненые герои дали нам хлеб. Неужели мы их оставим без хлеба?» – такой ударный лозунг появился в «Вечернем Времени»[99].
Ни просьбы, ни требования, ни угрозы, ни насмешки не могли разбудить курян.
Не лучше дело обстояло в Харькове. Здесь деникинская власть просуществовала сравнительно долго. Но население, даже верхние слои, ничуть не сроднилось с добровольцами и не восхищалось порядками белых.
В первые дни после занятия Харькова осважные[100] газеты писали:
«Молодежь, – студенты, учащиеся и рабочие, воспламененные порывом добровольцев, спешат записываться в их части. В первый же день записалось до 10 000 человек».
Это сообщение оказалось ложью, рассчитанной на доверчивый глубокий тыл. В действительности, население избегало общения с добровольцами. На городские выборы едва явилась 1/7 часть избирателей. Рабочие поголовно бойкотировали выборы. Об этом писала ростовская газета «Приазовский Край»[101].
Тотчас же по приходе белых промышленные и торговые круги г. Харькова, в «патриотическом» порыве, поднесли Добровольческой армии бронепоезд, но только на словах. Обещание прозвучало, а в жизнь не претворилось.
«Они, как свиньи, своим бессердечием подтачивают великий дуб, жолудями которого кормятся», – клеймило харьковцев «Вечернее Время»[102].
Более правильной оценки буржуазия не могла найти. Оставалось только удивляться, почему после этого суворинцы не затрубили отбой и не стали ратовать за прекращение войны, начатой ради благополучия этих свиней. Низы определенно высказывались против Доброволии; верхи ничем не хотели поступиться для своего же блага. Для кого же и для чего дальнейшая борьба?
К сожалению, осважная пресса не делала таких выводов. Напротив, забыв о том, что писали вчера, сегодня газеты с пеной у рта доказывали полное единение Доброволии и русского общества. Среди моря упреков и оскорблений по адресу буржуазии такие статьи звучали диссонансом. Но их приходилось помещать, иначе газетчикам дали бы расчет.
В сентябре представители крупной промышленности юга России, большей частью прочно укоренившиеся в далеком тылу, отправили в Харьков особую депутацию, чтобы поднести почетную награду, «золотое оружие»[103], ген. Май-Маевскому. Тыловые тузы тоже отказывались жертвовать на армию, но генералов услаждали ничего не стоящими бирюльками.
Глава депутации, известнейший московский богач С.Н. Рябушинский, приветствуя двенадцатипудового «героя», сказал:
– Дай бог вам, доблестный полководец, этим золотым георгиевским мечом сразить большевизм так, как святой Георгий-победоносец своим копьем сразил змея в защиту христианства[104].
«Вчера командующий Добровольческой армией ген. Май-Маевский увидел яркое подтверждение того, насколько русское общество идет в полном единении с Добровольческой армией и как высоко ценит оно заслуги доблестных вождей», – писало харьковское «Вечернее Время»[105], забыв про бездушные курские «камни» и про харьковских «свиней».
Если добровольческие вожди иногда получали от «русского общества» вещественные доказательства признательности, то рядовые офицеры и солдаты, которым не удалось набить карманы при очередном погроме, могли утешать себя только надеждами на будущие блага. Начальство же и пресса кормили их одними дифирамбами.
«Из глубины истории, – писал ген. Кутепов в приказе от 7 сентября № 04717 по случаю занятия Курска, Львова и Рыльска, – встают образы русских чудо-богатырей, и вы, их потомки, равны им. Пусть в сердце каждого наградой за нечеловеческие усилия будет сознание, что пройден еще один тяжелый этап на путях к златоглавой Москве и что в этот момент сотни тысяч людей, освобожденных вашими подвигами, благословляют вас»[106].
«Цветные войска» Кутепова уже видели эти «благословения» освобожденных. Видели, что на них смотрят не как на освободителей, а как на завоевателей.
Сам глава «цветных войск», ген. Кутепов, недавний капитан Преображенского полка, как нельзя лучше воплощал в себе все
