Игорь Оболенский - Близкие люди. Мемуары великих на фоне семьи. Горький, Вертинский, Миронов и другие

«Первая леди» не ладила с братом мужа. Во время их очередной ссоры отец в сердцах сказал: «Дурак я, что не дал тогда Леониду отрубить ей башку».

Оказывается, как-то во время войны Виктория Петровна устроила мужу скандал из-за своего якобы чересчур скромного гардероба. Леонид Ильич в ответ на ее сетования молча сгреб все платья в одну охапку и топором изрубил на мелкие кусочки.

Когда у меня закрутился роман с немцем, дядю стало от меня «колотить». С Хельмутом, слушателем военной академии, мы встретились в квартире знаменитого кинорежиссера Романа Кармена.

Это была любовь с первого взгляда. В тот вечер в гостях у Кармена находилось много знаменитых людей. Актер Николай Черкасов предложил устроить тест на интеллект. Я пыталась отказаться, так как была невысокого мнения о себе и попросту боялась опростоволоситься. Но Черкасов настоял на своем. Хельмут тоже прошел тест. И представляете, наши с ним результаты были одинаковы!

Мы стали встречаться. Но сверху, видимо, была дана команда — остановить наш роман. Поначалу я стала замечать, что во время моего отсутствия в моей комнате кто-то бывает, у меня стали пропадать вещи и письма. А потом кагэбэшники и вовсе перестали стесняться.

Однажды меня вызвали на допрос и прямо сказали, что я должна прекратить общение со «своим фашистом». Я попыталась намекнуть, кто мой дядя и заявила, что генеральный секретарь очень любит свою племянницу. В ответ мне засмеялись прямо в лицо и намекнули, что очень часто подобные встречи заканчиваются самоубийством допрашиваемых. Это уже было чересчур!

Мы с Гельмутом решили подать заявление в ЗАГС и официально оформить свои отношения. Когда у меня отказались его принять, я заявила, что закон о запрете браков с иностранцами отменен. «Для всех, кроме племянницы Брежнева», — ответили мне.

Последней надеждой был разговор с дядей. Но он мой рассказ о романе с немцем воспринял довольно негативно. Назвал Гельмута «фрицем», а услышал его имя, неудачно пошутил: «Хорошо хоть, что не Адольф». На мою просьбу выпустить нас с Хельмутом за границу, ответил: «Тебя отпущу и другие побегут. И останусь я один с Косыгиным. Да и Косыгин по возможности свалит». Вскоре Хельмуту пришлось уехать из Союза и вернуться в Берлин.

В последние годы у нас с дядей были довольно сложные отношения. Хотя, как мне кажется, он относился ко мне с уважением. Потому что я была одной из немногих, кто всегда говорил ему правду в лицо. Он, правда, сердился, а однажды не выдержал. «Если ты такая умная, — сказал дядя Леня, — то садись на мое место. И я посмотрю, каково тебе тогда будет».

Отношения в их семье были сложные, недружные. Леонид Ильич плакал из-за своей семьи, я видела. Из-за детей, из-за жены.

Он был очень несчастным человеком. У него даже был комплекс неполноценности на почве своих непутевых детей. Когда Михаил Суслов (человек, которого считали «серым кардиналом» Советского Союза: в годы правления Брежнева именно Суслов определял идеологию страны. — Примеч. И.О.) начинал в компаниях разговор о том, в какой строгости и дисциплине воспитаны его дети, дядя говорил: «На что это ты, Миша, намекаешь? Не на балбесов ли моих? Ты прав, мне с ними действительно не повезло».

Суслов, кстати сказать, был одним из немногих, кто не злоупотреблял своей властью. Когда его дочь вышла замуж, он поселил молодых в своей квартире. Чего никак нельзя сказать о Косыгине или Андропове, о скромности которых ходят легенды.

Когда я встречалась на приемах с невесткой и дочерью Андропова, то всегда поражалась их элегантной и дорогой одежде, которые нельзя было купить даже в кремлевском магазине. Дядя в шутку называл Андропова «лубянским скромником».

Из всего своего окружения Леонид Ильич больше всех любил Черненко. Называл его своей самой верной собакой. На мой вопрос о других «соратниках», дядя сказал: «Другие на следующий же день после моей смерти придут поковырять мою могилу».

Единственным членом семьи Брежневых, кто отнесся ко мне доброжелательно, была Галина. Она была человеком с доброй душой. Хорошая, но заблудшая.

Я так говорю не потому, что она умерла. Галя действительно была неплохим человеком. Но на ее тусовки я никогда не ходила, ни она сама, ни ее друзья не были мне интересны. Галина, к сожалению, не вынесла то бремя славы и ответственности, которое выпало на ее долю. Она потеряла себя. Как и мой отец.

Он звал меня жить к себе — он тогда жил в Староконюшенном, где его соседом был писатель Михаил Шолохов. Я пару раз была на тусовках с балеринами, за которыми он ухаживал, и всякими делами. Когда к отцу приставили мальчиков из Комитета госбезопасности, Шолохов сказал ему: «Твои соглядатаи мне всех девочек распугают. Давай их обольем керосином». Я отказалась поселиться у отца. Он меня за это потом упрекал. Ты, говорил, лишила меня возможности проявить свои родительские чувства.

Они долго с дядей обсуждали, куда меня поселить и, в конце концов, дали комнату в общежитии МГУ. Сегодня меня удивляет, почему никому из них не пришло в голову сделать мне однокомнатную квартиру? Нет, они поселили меня в общежитии. И там уже эти мальчики из КГБ могли делать со мной все, что хотели. Романа с иностранцем мне так и не простили…

Незадолго до смерти Леонид Ильич позвонил отцу и сказал, что очень устал. «От чего ты устал?» — спросил папа. «От жизни», — ответил дядя и повесил трубку. Через несколько недель его не стало…

Зимой 1989 года мне позвонил один приятель и сказал, что в американском посольстве дают анкеты на выезд. Я тогда работала в обществе «Знание», в журнале «Твое здоровье». Писала какие-то статьи. На собеседовании в посольстве девушка, увидев мою фамилию, спросила: «Ну что, Вам было хорошо, а теперь плохо и Вы бежите?». Но в конце концов мне дали статус эмигранта.

Приехала я в Штаты без языка, без друзей. Первые 2 года были сплошным страданием. А потом ничего, привыкла. В 1995 году у меня там вышла книга. Но то, что опубликовано здесь, более откровенно. Хотя я сказала половину из того, что могла сказать.

Поначалу меня одолевали сомнения, стоит ли раскрывать секреты семьи? Но сами же Брежневы меня на это и подтолкнули. Когда им стало известно о моих переговорах с издательством, то они стали выставлять меня в глазах общества чуть ли не как самозванку и княжну Тараканову.

Ох уж эти родственники! Они ведь даже не дали денег, чтобы моего отца смогли похоронить по-человечески. В результате папу кремировали. А мне даже не сообщили о его смерти. Я какое-то время думала, что он живет в доме для престарелых…