Ирина Гуро - Ранний свет зимою

К Байкалу подъехали ранним утром. С северо-запада дул бешеный сарма, самый свирепый из байкальских ветров, поднимал на море саженные валы и тут же дробил их, крутил, выворачивал, разбивал в пыль…

Потом все внезапно стихло. Только свинцовая тяжелая пелена повисла над морем.

Погрузились на плашкоут. Началась переправа через Байкал. Пассажиры примолкли, закрестились.

Вскоре суровыми скалами, темной стеной тайги, белыми, схваченными утренником степями развернулось родное Забайкалье.

В Чите на вокзале Тарутину встретил Собачеев. Дарья Ивановна хотела его обрадовать: следом едет фирменный мастер, везет машины, но было не до того. Оказалось, на прииске Долгом рабочие бросили работу, требуют прибавки. Тарутина оставила багаж на Минея, помчалась к губернатору.

…А Иван Иванович Бочаров недаром считался первоклассным столяром. Аккуратно и быстро изъял он верхние донья чемоданов. Миней на это и рассчитывал. Он передал часть литературы Гонцову, остальное запаковал в корзину и в баулы — это предстояло немедля развести по городам Сибири.

Разговоры с Алексеем затянулись до утра. Миней рассказывал обо всем сразу. Гонцов требовал:

— Ты по порядку, по порядку…

Но Миней все время сбивался и начинал говорить о встречах с Новоселовым, о берлинских спорах, об «Искре»…

— А как там немцы? Что за народ? Революцию будут делать?

Миней задумался: перед глазами вставало разное: То солдаты, шагающие не сгибая ног, то работницы в кафе горного поселка. Все было противоречиво, запутанно в этой стране.

Спать так и не пришлось. Гонцову пора было в мастерские, Минею — на вокзал. Когда выходили из дома, Миней открыл дверь, закрыл за собой, потом снова открыл и закрыл. Гонцов удивился:

— Ты что? Думаешь, слежка?

— Нет, просто удовольствие получаю!

— Оттого, что открываешь двери?

— Вот именно! Три месяца мечтал: открывать и закрывать двери без всяких на этот счет указаний!

— Не понимаю.

— Ну где тебе понять! Ты ж в Европах не был! Там на каждой двери — в магазине ли, в ресторане, повсюду — две надписи: с одной стороны — «циен» — тянуть! С другой — «штоссен» — толкать!

— И куда бы ты ни пошел, повсюду «циен» да «штоссен»?

— Куда бы ни пошел… В том-то и дело!

— Да… Этак соскучишься! — согласился Гонцов и, будто впервые ее увидел, внимательно оглядел простую, без всяких надписей, дверь.

Глава III

ЧИТИНСКИЙ КОМИТЕТ

Снегу в эту зиму выпало на редкость много. Блестящей пеленой лежал он на полях, густо завалил распадки. Старожилы не помнили таких заснеженных сопок вокруг Читы.

Ожидали дружной весны, обильных вод, урожайного лета.

Гонцов незаметно отстал от товарища, скатал твердый, увесистый снежок и влепил Минею в затылок. Тот рассвирепел, повалил легкого, худого Алексея в сугроб, прижал сильными руками:

— Барахтайся как муха в сметане — может, масло собьешь!

— Пусти, черт!

— А не заводись со старшими!

Алексей кое-как выбрался, стряхивая снег, сказал недовольно, смеясь одними глазами:

— Затеял на улице черт те что…

Они пошли дальше, продолжая начатый раньше разговор.

— Если провизионок[13] не выдадут — значит, бастуем! Тут наши кровные права ущемляют. А требовать будем выдачи провизионок и сокращения рабочего дня. Так, Миней?

— По-моему, так. Народ у нас вырос. За «билетной» забастовкой пойдут другие требования, социал-демократические, вплоть до свержения самодержавия, — я так мыслю, — ответил Миней и добавил: — Пусть Фоменко прощупает, как на участках народ настроен.

— Я тебе наперед скажу: мы начнем — вся дорога поддержит! Уж на что смирный народ «кузнечики»[14], и тех Митя раззадорил… Знаешь, что такое лишить железнодорожника сезонного билета? Тут честь затронута, не только карман!

Они замолчали. Навстречу катили узкие щегольские санки. В них сидел офицер в серо-голубой шинели. Черные усики разделяли его лицо почти пополам — так несоразмерно велики были подбородок и нижняя челюсть.

Санки промчались, обдав друзей облаком снежной пыли.

— У-у! Какой бульдог! — заметил Гонцов и плюнул вслед.

— Знаешь, кто это? — спросил Миней. — Жандармский ротмистр Билибин. Новый начальник читинской охранки.

— Видно птицу по полету!

— Заметил, какое у него лицо? Похоже на костяшку домино дубль-нуль! Сверху пусто, снизу пусто, посредине черточка — усы!

Невольно они ускорили шаг и, свернув в боковую улицу, вошли во двор. Старый приземистый флигель в глубине его утонул в снегу. Однако ступеньки крыльца были выметены, и веничек стоял тут же.

— Федор-то! На высоте положения, — заметил Миней, обметая снег с валенок. — Радивый хозяин.

— Старается, — подтвердил Гонцов.

Миней открыл дверь своим ключом. Они оказались в просторной комнате с низким потолком и простым убранством: кровать, стол со стопкой гимназических учебников, шкафчик с посудой. Два окна выходили во двор. В одно из них было видно, кто подымается на крылечко.

Так выглядела конспиративная квартира Читинского комитета РСДРП. Комнату, по поручению комитета, снял гимназист Федор Смагин.

Необыкновенно толстый кот с пушистым хвостом прыгнул с кровати и стал тереться о валенки Минея.

— Откуда такой зверь? — с удивлением уставился на него Алексей.

— Я принес. Чтобы живой дух в квартире был.

— Кис-кис… — позвал Алексей.

— Этого они при их солидности не понимают! — объяснил Миней.

— Что же, ему «бонжур», что ли, говорить?

— Здрасссте! — тихо произнес Миней.

«Мяву», — ответил кот басом и вспрыгнул на стул.

— Погоди, погоди… — вспомнил Гонцов. — Это не тот ли, что у тебя маленьким котенком был?

— Каждый кот был когда-нибудь котенком, — наставительно заметил Миней.

— Так ты привел меня сюда кота смотреть?! — закричал Гонцов.

— А что? Кот стоящий!

— Ну, не заговаривай зубы! Лезь в подполье! Не иначе, литературу привезли. А кто — не могу догадаться. Ты никуда не ездил. Из Иркутска тоже никто не был. Что оно такое может быть? — вслух размышлял Алексей.

— Оно не привезено. Оно — местного изделия, — серьезно отозвался Миней. Он уже скатал старенький коврик, прикрывающий дверцу подполья.

Гонцов, схватив за кольцо, откинул ее. Миней спрыгнул вниз в темноту.

— Держи! — крикнул он снизу.

Гонцов принял плетеную корзинку с двумя ручками, связанными веревкой.

— Я так и думал, что литература. Привезли под видом базарных покупок, — догадался Алексей.