Черубина де Габриак - Исповедь
«Туман непроглядный и серый…»
Туман непроглядный и серый,А в сердце — большая звезда,Ты звал ее раньше Венерой,Но ты без меня был тогда.
Тогда над путями твоимиГорели чужие огни —Звезды лучезарное имяВ тебе исказили они…
Но пламя и снежные буриНе властны над нашей судьбой,Звезды нашей имя — Меркурий,С тех пор, как мы вместе с тобой.
1923«Вошла любовь — вечерний Херувим…»
Вошла любовь — вечерний ХерувимОт света крыл весь пламенем объятый,И вспыхнули янтарные закатыМолниеносным запевом за Ним…
Я здесь с тобой… Я увидала латы,Небесный путь в святой Ерусалим,Ах, кто не шел, надеждою томим,Шел за рукой ведущей и крылатой.
Единственным и тягостным путем,Изведав боль, быть может, слишком рано,Мы в слепоте беспомощно бредем.
У нас в сердцах — зияющая рана,Как жалкий дар правдивого обмана…Идем… Куда? Ужели не вдвоем?
Сентябрь 1923«Скажи, в каких небесных картах…»
Скажи, в каких небесных картахДля новых звезд указан путь?Ночное небо, словно бархат, —Ему открой навстречу грудь!
И только жди в молчаньи ночи,Не забывая никогда,Что там, где сердца средоточье,Должна взойти твоя звезда.
Терпи и жди в полночном мраке, —В твоей написано судьбе,Когда все сердце станет факелЗвезды, сияющей в тебе.
И будет путь в нее же вкраплен,Из сердца перекинут мостНавстречу падающим каплямОсенних звезд.
12 декабря 1923СПАС БЛАГОЕ МОЛЧАНИЕ
Крылатый отрок на иконе,И строгий перст кустам прижат.Сложи молитвенно ладони,Свой взор не обращай назад.
Пусть, как любовь, неотвратимой,Презрев бесовскую игру,Отныне путь твой станет схимой,Незримой для других в миру.
Крылатый Отрок — твой вожатый,Благослови его приход.Когда уста молчаньем сжаты,То слово в сердце зацветет.
27 июля 1924«Ты сам мне вырезал крестик…»
Ты сам мне вырезал крестик,и сам его надень,чтоб быть нам с тобою вместе и ночь, и день…
У нас Ангел-Хранительодин теперь, —пробей же, пробей в граните, в темном граните — дверь.
Если пробьешь ты каменьотточенным резцом —откроется перед нами отчий дом…
И будет уже не крестикна сердце моем, а цветок,и будем с тобою вместе… И близок срок.
Июль 1924.«Ты сказал, что наша любовь — вереск…»
Ты сказал, что наша любовь — вереск,мой любимый цветок, —но крепко заперты двери, темен Восток.
И мы позабыть не можемкрасоты раздробленный лик, —тебя манит смуглая кожа, меня — рот цвета гвоздик…
И слаще, чем сон виноградиндля меня этот алый рот,а твой взор по-иному жаден, тебя смуглая кожа жжет.
И, значит нет чудаединой любви…Каждое сердце — Иуда, каждое сердце — в крови…
Не носи мне лиловый вереск,неувядающий цвет…Мы — только жалкие звери, а любви — нет.
13 августа 1924«В эту ночь я была с другими…»
В эту ночь я была с другимив ресторане большом…Под звуки джаз-банда танцевали шимми женщины с малиновым ртом…
А мужчины тут же пили сода-виски,ели их дамы кофе-гласе…И я знала, что все они друг другу близки, и все во сне.
Что они корчатся от безумной боли,что дама в красном уронит бокал,положит голову на мраморный столик и завоет, как шакал.
Но никто не услышит, никто не обернется,даже не вздрогнет сигарный дым…Ведь каждое сердце скоро порвется, что вы делаете с сердцем моим.
Осень 1924«Лесное озеро, поросшее осокой…»
Лесное озеро, поросшее осокой…Склонилась ты, и взорна дно глубокопроник;Там твой пленен двойникв неверном зеркале озер…
Идут года…И день сегодняшнийпохож на день вчерашний, —цветет зеленой яшмойстоячая вода…
Идут года,клубясь в ночном тумане…И страх ползет,и сердце ранит…Ты падаешь, и вотсо дна встает двойник, —твой искаженный лик, —и он живет,и дышит,и говорит, — и каждый слышитего застывшие слова… А ты — мертва.
Осень 1924«Чудотворным молилась иконам…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
