Юлия Андреева - Любящий Вас Сергей Есенин

– Разрешите мне, сударыни, почистить вам туфли!

Женщины, зная, что перед ними Есенин, смущены и отказываются. Есенин настаивает. Собираются любопытные, знакомые пытаются увести его от скамейки, но безуспешно. Он обязательно хочет почистить туфли этим прекрасным дамам. Я был в это время на другом конце бульвара. Мне сообщили о случившемся. Я подошел и увидел его стоящим на коленях. Толпа любопытных росла. Я понял, что обычной просьбой, мягким словом тут ничего не сделаешь. Нужны крайние средства.

Нарочито громко я обратился к Есенину:

– Сергей Александрович, последний футуристик не позволит себе того, что вы сейчас делаете!

Он молча встал, снял с себя ящик и, не глядя на меня, направился к выходу с бульвара.

Два дня он со мной не разговаривал. Когда мы помирились, он сокрушенно, с глубоким укором сказал:

– Как ты мог меня так оскорбить!

Галя милая! Очень болен[150] и потому не могу Вам написать и рассказать, как живу в Батуме. Только просьбы и просьбы. Перепечатайте эти стихи и сдайте куда хотите. Я очень соскучился по Москве, но, как подумаю о холоде, прихожу в ужас. А здесь тепло, светло, но нерадостно, потому что я не знаю, что со всеми вами. Напишите, как, где живет Шура? Как Екатерина и что с домом? Соберитесь с духом и привезите вещи из Питера. У Сашки они, вероятно, мешают. От Льва Осиповича привет. Привет Жене и Рите.

Что слышно с моим собранием? Анна Абрамовна, вероятно, меня забыла.

Напомните ей.

Продавать мои книги можете не спрашивать меня. Надеюсь на Ваш вкус в составлении. Привет Яне, и Соне, и Иосифу.

Что слышно в литературной политике? Что нового написал Приблудный? Он, собака, мне ни одного слова не написал. Кое-что я читал в отзывах о «Москве кабацкой». Соберите то, что вообще появилось.

Пока жму Ваши руки.

Екатерину жмите больше в кулаки.

С. Есенин.

12/ХII. 24, Батум.

Должно быть, Галя прочитала письмо всем, кого Есенин упомянул в нем, потому что очень скоро ему пришло ответное письмо от Яны:

Дорогой Сергей Александрович, не только потому, что привет прислали, который радует и хочется ответить тем же, но еще и потому, что нам приятно если не беседовать, то написать несколько слов.

Завтра новый год, обычный новый год, но чем-то отмечаемый у каждого. И у Вас?

Вот хочется нам знать, чем же Вы и с чем, с какими мыслями и настроениями его встречаете. Чем сейчас живете, что занимает Вас…

Правда, мы знаем, что все у Вас (но все ли?) отмечается чудесным бисером строк, маленьких строк, даже сны навевающих.

Рассказывал вчера Касаткин[151], что его приятелю снилось, что Вы на Кавказе увлекли жену кавказца и это стоило Вам жизни, т. к. кавказец сей насквозь проткнул Вас ножом. Разве это не Ваши драки навеяли? Будто кто-то мне в кабацкой драке // Саданул под сердце финский нож.

Ну, а кроме того, что в строчках?

Например, когда в Москву думаете приехать, тянет ли сюда?

Помните, Вы все о тахте говорили? А как раз на днях у нас тахта появилась. Мы и решили: приедет С. Ал. – и в первый же вечер позовем его на тахту – слушать рассказы Ваши о восточных краях.

Ну, приезжайте, дайте знать о себе, чем очень обрадуете.

Примите большой, нежный привет от Сони и Яны.

А если будет охота или настроение – черкнете, то по адресу – Кремль, Кавалерский корпус, 1-й этаж, Яне Козловской» (Письма, 265–266).

– На другое утро Сережа что-то долго не выходил в столовую, – рассказывает И. А. Табидзе, – я заглянула к нему в комнату и вижу: он лежит и кулаками вытирает глаза. Я забеспокоилась:

– Что с вами, Сережа? Вы чем расстроены?

Он ответил, что видел сон, очень плохой. Он видел во сне сестру Шуру, она плакала и жаловалась, что у нее нет денег.

– Я знаю, что у нее денег нет, и у меня тоже нет денег, чтобы ей послать, и где достать, не знаю…

Меня поразила его беспомощность, и я сказала:

– У вас же в «Заре Востока» стихи из рук рвут! Идите к Вирапу, он выдаст вам деньги.

Сережа страшно обрадовался, что я навела его на эту мысль, вскочил, оделся и побежал к редактору газеты «Заря Востока» за деньгами.

Милая Галя.

Я совершенно не ожидал, чтобы книжку выпустили с такими грубыми ошибками и ужасными пропусками.

Неужели Вам не давали держать корректуру? Она меня обрадовала и огорчила.

Теперь дело вот в чем. Мне выслали из Армении 400 руб. Куда они попали, я не знаю. Я собирался в Москву и дал адрес Ваш, но потом я их предупредил, что не еду, и дал адрес другой. Не знаю, куда они попали. Если попадут к Вам, направьте ко мне.

Я не знаю, как Вы живете. Думаю, что у Вас не хватило смекалки сходить на Большую Дмитровку, 10, в отделение «Зари Востока», спросить там Фурмана, взять комплект, переписать, что мной напечатано, и продать хоть черту, хоть дьяволу, чтоб только у Вас были деньги. Газетной вырезкой не сдавайте. Будут меньше платить.

Потом соберите, ради бога, из Питера все мои вещи в одно место. Ведь я неожиданно могу нагрянуть, а у меня шуба в Питере.

Потом вот что еще (это выход для денег): соберите 6 новых поэм, помещенных в «Заре Востока», и продайте книжкой Ионову[152]. По 1 руб. 2 новых я вышлю Вам на днях.

Работается и пишется мне дьявольски хорошо. До весны я могу и не приехать. Меня тянут в Сухум, Эривань, Трапезунд и Тегеран, потом опять в Баку.

На днях высылаю Вам почтой 2 ящика мандарин. Мы с Левой (Л. И. Повицкий) едим их прямо в саду с деревьев. Уже декабрь, а мы рвали вчера малину.

На столе у меня лежит черновик новой хорошей поэмы «Цветы». Это, пожалуй, лучше всего, что я написал. Прислать не могу, потому что лень переписывать. Продавайте, как хотите. Если не знаете, посоветуйтесь. У вас эту книгу и Госиздат оторвет с руками.

Надеюсь, что деньги у Вас есть и будут, поэтому присылать не буду.

(Отдайте кому-нибудь «Сукина сына».) Думаю, что глупо тащить все в одну «Красную новь».

Пока. Спешу уходить за гонораром. Пойду в ресторан, и выпьем с Левой за Ваше здоровье. Живите, милая, и не балуйтесь. Целую Вашу руку.

Сергей Ес енин.