Институтки. Воспоминания воспитанниц институтов благородных девиц - Г. И. Ржевская
Эти два месяца, январь и февраль, мы жили точно в чаду: приезды родных, примеривание платьев, белья и прочих предметов; только и видишь портних, входящих со свертками в дортуары или комнаты дам и обратно выходящих. Везде движение, суета, хлопоты, что-то необыкновенное творилось в стенах спокойного и всегда чинного Института, по всем коридорам слышались смех, говор, и никто уже не смел возвысить голос «Silence, mesdemoiselles». Мы, выпускные, как будто на свободе, все ждали, когда Императрице угодно будет назначить выпуск и, главное, царский вечер.
Наконец получено уведомление от Двора, что 18 февраля назначен приезд всех выпускных в Зимний дворец, где бала не будет по случаю годовщины смерти Императора, а будут экзамены, потом музыка, пение и танцы, одинаково с программой публичного экзамена. 18 февраля еще только рассветало, а мы уже все поднялись, толкуя о предстоявшем счастии ехать во дворец. Все были страшно возбуждены: вдруг не поедем во дворец или выпуск отложат? С нетерпением ждали мы этого памятного дня; но когда он наступил, у большей части выпускных появилась на лицах задумчивость и даже грусть! Жаль было и родных институток, и классных дам, и начальство, и maman.
Наконец горничные разложили наши выпускные платья, каждой по номерам на постель; зеленые мантошки на вате, теплые калоши и красные шарфы разложены были в зале. Фасон платьев выбирался всегда самою Императрицею, для чего обыкновенно три или более девушки за несколько времени до выпуска, в сопровождении maman, ездили во дворец, где Ее Величество удостаивала сама осматривать фасоны платьев, которые всегда и у всех трех первоклассных институток155 были белые с различными лентами. У нас были прелестные кисейные платья, с затканными внизу юбки полосами и с пунцовыми лентами на плечах и поясе, у Смольнянок — голубые, у Патриоток — белые. Платья, конечно, были décolletées et manches courtes156, на шее белый газовый шарф. За платье мы вносили в казну десять рублей.
Еще не все были одеты, как пришла инспектриса осмотреть наш туалет и объявить, что пора собираться в залу, где каждой выпускной, ехавшей за даму, вручен был листок с фамилиями девиц, которые отправлялись во дворец в одной карете с нею. Наконец в пятом часу кареты с придворными лакеями присланы. Вызвали по фамилиям девиц, ехавших с начальницей в первой карете, с инспектрисами, с классными дамами, а потом девиц, ехавших позади. Все по очереди выходили в швейцарскую, где после данного знака нашим институтским полицеймейстером, что все уселись, двинулись ко дворцу. По указанию камер-лакея, я со вверенными мне девицами взошла в назначенную нам комнату, довольно обширную и ярко освещенную, во всю длину которой стояли столы, накрытые белою скатертью, и на них множество маленьких и больших серебряных чайников с чаем и кипятком, с грудой различных печений, с молочником сливок и блюдцами с лимоном. Каждая девица наливала себе сама и кушала что и как хотела; но все были в таком возбуждении, что было не до еды. Здесь перед зеркалами разложено было все, что могло потребоваться из принадлежностей туалета. Когда мы поправили свои прически и платья, то нас отвели в залу, где мы ожидали в страшном волнении раздачи наград. Нас заранее учили, как подходить, как становиться на левое колено, чтоб Императрице было удобнее приколоть шифр к левому плечу. В семь часов раздался голос инспектрисы: «Mesdemoiselles les chiffrées, avancez. Sa Majesté l’impératrice vous demande»157. Десять шиферниц вышли со всех концов залы и пошли за нею; проходили много комнат, но шли так скоро, и от волнения и ожидания я не могла ничего вспомнить: все смешалось в голове. Но вот остановились мы в большой зале, где находились начальница и инспектор. Вся мебель золотая была обита красным бархатом или какой-то материей; комната была разделена на две половины золотыми столбами, задрапированными красною материей, не доходившею до потолка. Посредине стояла огромная ваза из малахита с тропическими растениями, около окна на возвышении столик с золотыми ножками, на котором лежал альбом, поднесенный Ее Величеству кавалергардами, в числе которых были два сына maman158, и она обратила наше внимание на этот альбом, почему это и осталось у меня в памяти. Во всю длину комнаты лежал пушистый ковер, на который после раздачи наград споткнулась maman, падая, ударилась о малахитовую вазу или стол и сломала себе руку, так что ее немедленно отвезли домой. Это случилось в то время, когда десять шиферниц оставались еще на половине Императрицы Александры Феодоровны; поэтому я не была свидетельницей происшествия, а пишу понаслышке.
Императрица Мария Александровна взошла в залу вся в белом и с белыми цветами на голове, величественная, обожаемая нами; мы все с восторгом ее приветствовали. Она передала нам, что Императрица Александра Феодоровна как начала свое царствование раздачей шифров институткам Екатерининского института, то и хочет окончить нашим выпуском, а потому нас десять и повели в апартаменты Императрицы-матери. Остальные же девицы получили золотые и серебряные медали из рук Марии Александровны.
Нас привели в комнату, сравнительно небольшую; в глубине стоял диван, обитый синим, перед ним овальный стол, с правой стороны было два окна, спинами к которым нас поставили, и мы сделали низкий реверанс всем присутствующим. Александра Феодоровна сидела на кресле, выдвинутом вперед стола, на котором на серебряном подносе лежали шифры; под ее ногами стояла скамеечка, мягкая, обитая синим же, и кругом масса цветов и растений; на диване сидела Великая княгиня Мария Николаевна с дочерью Мариею Максимилиановною и стояли дамы, а также и Великие князья Михаил и Николай Николаевичи159. Мне показалось, что это была также гостиная, в которой я была прежде с княжною Трубецкою. По своему обыкновению Императрица нас обычным образом приветствовала: «Bonjour, mes enfants». Мы не имели счастия ее видеть более года и нашли Ее Величество сильно изменившеюся: глаза были тусклые, голова заметно тряслась, и она сильно похудела. Обратившись к нашему инспектору, она
