Ричард Колье - Дуче! Взлет и падение Бенито Муссолини

С лицом не выражавшим никаких эмоций он смотрел на море лиц, опершись руками на каменную балюстраду балкона, освещенный яркими огнями. Время близилось к полуночи, но толпа не отпускала своего идола, сорок два раза вызывая его снова и снова на балкон.

За спиной Муссолини стоял сорокасемилетний Ачилл Старасе, бывший уже четыре года секретарем партии, человек с полным отсутствием юмора, говоривший только «да» и занимавшийся специальными упражнениями, чтобы усилить крепость рукопожатия. Рядом с ним находился еще один иерарх, произнесший в адрес дуче:

— Он подобен Богу.

Старасе на полном серьезе, без малейших колебаний заявил:

— А он и есть Бог.

Синьоре Джузеппине Петаччи казалось, что лестнице не будет конца. Но и она уже почувствовала ауру дворца Венеция, куда даже Папа и король посылали свои указы для согласования. Помпезность самого здания, стража с серебряными и красными нашивками усиливали впечатление величия. Сегодня, будучи вызвана на аудиенцию к человеку, только что объявившему о создании империи, она испытывала трепет.

Прошло три года с того времени, когда мать Кларетты впервые увидела Муссолини. Выйдя замуж в июне 1931 года, Кларетта около года не поддерживала никаких контактов с дуче. Времени было вполне достаточно, чтобы и она, и лейтенант Федеричи стали испытывать разочарование в семейной жизни. Между ними начались частые ссоры даже в общественных местах, за которыми следовали слезы и кратковременное примирение. Попытавшись наладить отношения, она даже поехала с Федеричи к месту его новой службы в Восточной Африке, но вскоре возвратилась в родительский дом, решившись на развод с мужем.

Приехав в Рим, она трижды побывала во дворце Венеция. Муссолини вел себя как прежде. И вот он вызвал ее мать к себе на прием.

Муссолини ожидал ее в черной форме главнокомандующего милицией, стоя неподвижно в своем кабинете. Но вдруг быстрыми шагами пошел ей навстречу, отчего сердце старой дамы забилось быстрее.

И тут она увидела, что лицо его было бледным. «Богоподобное» существо нервничало под стать молодому клерку, испрашивавшему разрешение своего босса на увеселительную поездку.

— Синьора, — сдерживая волнение, произнес дуче, — даете ли вы мне свое разрешение любить Клару?

Глава 5

«Я буду поддерживать его и в дождь, и в солнечную погоду»

Май 1936 года — июнь 1940 года

В этот теплый осенний день тридцатичетырехлетний дипломат, начальник протокольного отдела Альбрехт фон Кессель, стоя около трибуны на площади Кенигсплац в Мюнхене, не сводил глаз с Бенито Муссолини. На трибуне стояли нацистские боссы в коричневой, шитой золотом форме — фюрер Адольф Гитлер, заместитель фюрера Рудольф Гесс, министр труда Роберт Лей, министр пропаганды Йозеф Геббельс.

Пока фон Кессель был доволен развитием событий. В 3 часа пополудни 25 сентября 1937 года дуче нанес первый свой визит в Германию. С первой же минуты его прибытия все складывалось неважно, как Альбрехт и ожидал. Прокол шел за проколом, и их можно было сосчитать на пальцах. Церемониальный проезд от главного вокзала до пятикомнатных апартаментов Гитлера на площади Принца-регента прошел очень бледно. Ни одна душа не приветствовала человека, осмелившегося три года тому назад выдвинуть свои войска к австрийской границе. Часовая беседа двух диктаторов также была неуспешной. Дружба с Японией, пренебрежительное отношение к Великобритании и Франции были главными темами разговоров. Угрюмое молчание на улицах подействовало на Муссолини раздражающе. Как и в Венеции, он язвил, отбросив всякую учтивость.

На радость фон Кесселя и официальный обед прошел в том же духе. Будучи не в духе, Муссолини произнес всего несколько фраз. Гитлер, вместо овощей, грыз собственные ногти, нервно соединяя и разъединяя время от времени кисти рук. Не только фон Кессель, но и другие официальные лица в министерстве иностранных дел, включая самого министра, считали перспективу итало-германского союза после столетий неприязни и взаимного недоверия губительной для Германии. В ноябре 1936 года Муссолини, обозленный временными санкциями Лиги Наций в отношении Италии и ее неспособностью остановить Гитлера, впервые сказал о взаимоотношениях, «близких к оси», между Римом и Берлином. Фон Кессель надеялся, что эта «ось» останется фикцией.

И все же, как фон Кессель потом вспоминал, он оказался «свидетелем трагедии — рождения «оси». По площади шеренга за шеренгой прошли две тысячи штурмовиков в коричневых рубашках и эсэсовцев — в черных, печатая шаг и горланя песню «Германия превыше всего».

«Белокурые бестии выглядели как молодые бычки, от вида которых лицо Муссолини просияло», — добавил затем фон Кессель.

Дуче, сам большой мастер блефа, отреагировал на этот марш, как и рассчитывал Гитлер. Будучи всю свою жизнь довольно слабым человеком, поклонявшимся силе, он увидел в Гитлере лицо, персонифицирующее мускулы и мощь, личность, которая может заставить трепетать весь мир, как об этом когда-то мечтал одиннадцатилетний Бенито Муссолини.

Со времени той апокалипсической ночи на балконе дворца Венеция Муссолини был внутренне подготовлен к такому развитию событий. Речи его день ото дня становились все воинственнее. А во время своей очередной поездки в Болонью он заявил:

— Оливковая роща мира проросла в лесу из восьми миллионов штыков.

Диктатор декретировал военную подготовку итальянских мальчишек начиная с шести лет и нелюбезно воспринял отказ пацифистски настроенного австрийского канцлера Курта фон Шушинга присутствовать на его военных маневрах. В интервью Джону Уайтекеру, представлявшему «Нью-Йорк геральд трибюн», Муссолини истолковал это следующим образом:

— В ближайшее время я предложу Гитлеру… сделать Австрию частью Германии. В 1934 году я мог разгромить его армию… сейчас уже нет.

— Каким вы видите будущее Италии в 1940 году, когда никакое объединение мировых держав не сможет противостоять Германии? — спросил журналист.

— К тому времени, — воскликнул Муссолини, ударив кулаком по крышке стола, — Италия станет союзницей Германии.

Когда Гитлер пригласил его посетить официально Третий рейх, это подняло у Муссолини дух собственного достоинства.

— Мы должны выглядеть в большей степени пруссаками, чем они сами, — возбужденно произнес он и тут же предложил троим портным разработать дизайн новой формы специально для приемов — мундир с высоким воротом, украшенный золотыми пуговицами. Беспристрастные наблюдатели отмечали, что дуче в последнее время чуть ли не по пять раз на дню менял свои шляпы и одежду, украшая ее одиннадцатью орденскими лентами.