Константин Ривкин - Ходорковский, Лебедев, далее везде. Записки адвоката о «деле ЮКОСа» и не только о нем

Я привожу здесь и далее оценочные суждения и других людей, дабы избежать упреков в излишнем субъективизме по отношению к представителям процессуального противника. Если же говорить о фактах, то после первого суда над руководителями ЮКОСа Дмитрий Шохин пошел на повышение и возглавил отдел, в котором работал. Во второй процесс он вступил в должности начальника организационно-аналитического отдела главного управления по обеспечению участия прокуроров в рассмотрении уголовных дел судами Генеральной прокуратуры РФ, занятой им в сентябре 2006 года.

В Мещанском суде Шохин, как правило, вел себя довольно активно. Естественно, что его личность привлекала к себе особое внимание журналистов, хотя, по правде сказать, их он упорно сторонился. Вот как в книге «Самые громкие судебные процессы» говорится об этом персонаже: «Звездой процесса стал гособвинитель Генпрокуратуры Дмитрий Шохин. Правда, звездой мерцающей – бывало, что он целыми днями серым голосом зачитывал тома обвинительного заключения – так, что большинство присутствующих неудержимо тянуло в сон. А бывало, горел неистовой страстью в борьбе с организованной группой Ходорковского – Лебедева…Маленького роста, легкий на подъем, прокурор не ходил – летал по коридору. Неприметный вне суда, на процессе прокурор Шохин, не зная усталости, мог часами задавать свидетелям одни и те же вопросы, пока не добивался нужных ответов»[39].

Мы с Шохиным на том процессе не раз пикировались, да и другие адвокаты были не в восторге от его поведения. Сейчас уже, по прошествии времени, я прихожу к выводу, что из него мог бы получиться достойный противник, если бы он отрекся от глупостей и фальсификаций, встречавшихся в обвинительном заключении, а также корректно вел себя по отношению к свидетелям и специалистам со стороны защиты. Возможно ли такое для человека, за которым тянется шлейф весьма неприглядных деяний, – большой вопрос. Хотя, проглядывая протокол судебного заседания по первому уголовному делу, можно, например, найти следы бурных словесных баталий сторон на тему о сущности правовых оснований для продления сроков содержания под стражей. Сейчас в это трудно поверить, но бесстрастный документ зафиксировал, например, в указанной связи слова Платона Лебедева о юридических уроках, данных «уважаемым государственным обвинителем». Или такое его признание: «Тяжело переиграть великолепно подготовленного юридически государственного обвинителя». В свою очередь, адвокат Юрий Шмидт не считал зазорным при выступлении назвать прокурора «уважаемым мною лично господином Шохиным». А Каринна Москаленко, выражая в конце второго процесса огорчение профессиональным поведением обвинителей, признавалась: «Они небесталанны, я с некоторыми из них встречалась в других процессах, я помню господина Шохина, убедительно “жгущего глаголом”».

В то же время этот «уважаемый господин» позволял себе поступки в отношении адвокатов, никак не делавшие ему чести и, что самое удивительное, не вызывавшиеся какой-либо объективной необходимостью при отсутствии даже малейших поводов. Правильнее, наверное, было бы говорить об элементарной непорядочности. В один из дней жаркого августа 2004 года, ближе к концу рабочего дня, в заседании, начавшемся в 9.30 утра, Генрих Падва попросил суд объявить перерыв до завтра, сославшись на усталость, свой возраст (на тот момент ему было 73 года) и восемь часов, уже проведенных в судебном зале при допросе свидетеля. Единственным, кто против этого категорически возражал, был прокурор Шохин. Дословно он заявил: «Не могу поверить, что Генрих Павлович, уважаемый многоопытный адвокат, не в состоянии дальше продолжить работу. Во всяком случае, объективных свидетельств я не наблюдаю, поэтому не могу согласиться с возможностью удовлетворения такой позиции… Никаких препятствий к тому, чтобы судебное заседание продолжалось далее сегодня, я не вижу». Однако суд оказался гуманнее прокурора и все же объявил перерыв.

Касаясь деловых качеств государственного обвинителя, отмечу, что о методах, применявшихся в своей работе прокурором Дмитрием Шохиным, будет рассказано далее, а вот об оценках, которые он заслужил своей деятельностью, необходимо упомянуть уже сейчас.

Однажды на процесс пришел писатель и публицист Виктор Шендерович, как раз заставший один из пиков активности Шохина, делавшего все возможное, чтобы не дать изложить свое мнение приглашенному защитой специалисту по вопросам налогообложения. Делясь потом впечатлениями от увиденного, Шендерович высказал предположение, что для участия в суде по делу Ходорковского и Лебедева прокуратура провела конкурс хамов, по итогам которого г-н Шохин, выигравший на этом конкурсе, был допущен к процессу.

Своим поведением в Мещанском суде Шохин заслужил несколько заявлений об отводе, где говорилось о необходимости его устранения из дела по предусмотренным законом основаниям. Не случайно затем действия этого прокурора стали одной из причин вынесения 25 января 2005 года крайне резкой резолюции Парламентской ассамблеи Совета Европы, где указывалось на дискриминационное обращение со стороны российских правоохранительных органов с обвиняемыми и непозволительное давление на свидетелей.

19 октября 2004 года Платон Лебедев заявил перед участниками судебного разбирательства: «Для меня очевидно, что демагогические, зачастую юридически несостоятельные, а в ряде случаев откровенно невежественные заявления и процессуальные действия гособвинителя Шохина свидетельствуют о постепенной деградации профессиональной квалификации высокопоставленных должностных лиц Генпрокуратуры». На завершающем этапе процесса, 8 апреля 2005 года, Лебедев, в полной мере убедившись в недобросовестности и злонамеренности основного оппонирующего лица, был еще более категоричен: «Я сознательно отказываюсь от участия в прениях с представителями государственного обвинения, потому что не допускаю для себя возможности опуститься до уровня “равенства” с господином Шохиным. Господин прокурор, представляющий в суде и якобы отстаивающий интересы государства, даже своим внешним видом постоянно оскорбляет не только судебную власть, но и собственное ведомство, демонстрируя развалившуюся в мягком кресле позу, высокомерно-снисходительную ухмылку. При этом изрекаемые им пафосные, но абсолютно безграмотные заявления и примитивные суждения всякий раз подтверждают его полное невежество, некомпетентность и незнание русского языка. По ходу всего судебного процесса господин Шохин, по-видимому имея гарантии на вседозволенность и безнаказанность, не упускал случая продемонстрировать личную преданность своим работодателям, а не свое служение Закону. Любой человек, будь то женщина или уважаемый в своем деле специалист, который, по мнению Шохина, мог своей принципиальной позицией или исполнением гражданского и профессионального долга… представлять опасность для его руководителей-на-чальников, незамедлительно становился объектом его нападок, инсинуаций, прямых оскорблений и казарменных шуток. Шохин отличается профессиональной нечистоплотностью. Именно поэтому ему были заявлены два отвода в Мещанском суде и один в Московском городском суде за беспардонное игнорирование норм российского законодательства и ложь».