Збигнев Войцеховский - Иван Поддубный. Одолеть его могли только женщины

– Здравствуйте, – поздоровался медик и поставил кожаный саквояж на тумбочку. – Ну-ка посмотрим, что с вами, любезный.

Циркачи толпились в двери, заглядывали в комнату. Врач сделал знак, чтобы остался лишь один синьор Труцци. Медик поводил рукой перед глазами Поддубного, тот даже не моргнул. Эскулап достал стетоскоп, послушал сердце, чему Иван не противился, затем с часами в руках мерил пульс, заглядывал пациенту в глаза.

– Что с ним? – не выдержал и задал вопрос синьор Труцци.

– Здоров, как бык, – поставил диагноз медик. – А все, что с ним происходит, сосредоточенно здесь и здесь, – он поочередно приложил ладонь к голове и сердцу. – Тут медицина бессильна.

– Но должны же быть какие-то порошки, микстуры, – не унимался итальянец. – Может, ему дать нашатыря понюхать. У него сегодня выступление! Билеты уже проданы!

– Нашатырь не советую. Он несколько неадекватен, сами видите. За последствия ручаться не могу. А насчет порошков и микстур могу сказать одно. Ничего не поможет. Если бы он буянил, то я бы бром прописал. Но он же спокоен, просто в себя ушел с головой. Мы вроде бы трое в этой комнате, но на самом деле нас двое, его здесь нет с нами. Будем надеяться на лучшее.

– Вы уж подежурьте тут, я хорошо заплачу, – попросил синьор Труцци.

Время близилось к вечеру. Иван продолжал сидеть, погруженный в себя. Изредка он менял позу и тут же вновь застывал.

Зрители подтягивались к цирку. С афиш на них смотрели нарисованные Иван Поддубный и эквилибристка Эмилия. Публика явно соскучилась по выступлениям своего любимца. Биндюжники, осевшие в буфете, дружно убеждали заезжего коммерсанта, что делать ставки нужно только на Ивана Максимовича, не прогадаешь.

Снаружи все выглядело, как обычно. Колыхались разноцветные флажки, ярко горела иллюминация. А вот внутри цирка нарастала нервозность. Синьор Труцци сидел у себя в кабинете и, натянув нарукавники, пересчитывал сегодняшнюю выручку. С деньгами он обходился так же ловко, как фокусник с колодой карт. Ассигнации складывал ровными стопками, монеты составлял столбиками по десять кругляшей в каждой. Касса не могла не радовать – полный аншлаг. Но это было единственное утешение. Вошел коверный, уже одетый для выхода на манеж.

– Как он там? – синьор Труцци даже не посчитал нужным уточнить, кого имеет в виду, все и так понимали, о ком идет речь.

– Все так же. Никого не узнает. В одну точку смотрит. Правда, один раз сходил воды попить.

– Еду ему приносили?

– Приносили, не притрагивается.

– Вот же черт!

– Что делать будем, синьор Труцци? – поинтересовался коверный. – Публики полный зал, ждут.

– Начинай представление. Может, еще оклемается.

– Как скажете.

Обычно цирковые слухи быстро просачиваются в город. Но на этот раз случилось по-иному. Никто из цирковых не стал распускать сплетни. Об исчезновении Эмилии и о Поддубном, впавшем в полный ступор, никто за стенами цирка пока не знал.

Коверный объявил начало представления. Зрителей по очереди радовали паяцы, дрессированные животные, факир, гимнасты и жонглеры. Антракт прошел, как обычно. Когда же к концу второго отделения коверный объявил, что Эмилия не сможет сегодня выступить, по залу прошел недовольный гул, но не больше.

Синьор Труцци до последнего не терял надежды. Он даже сбегал в гостиницу, показал безучастному Поддубному подписанный им контракт и заявил, что вызовет полицию, которая силой доставит Ивана на манеж. Конечно же, это был блеф, просто владелец цирка хотел достучаться до сознания Поддубного. Но и это не подействовало. Иван как сидел, так и остался сидеть, ничего не отвечая на нелепые угрозы. Пришлось смириться.

Публика в зале уже волновалась. Все ждали выхода борцов, а они задерживались. Наконец оркестр заиграл марш, один за одним на ковер выходили борцы. Появился и запыхавшийся коверный, зычно представлял их.

– А Поддубный где?! – крикнул кто-то из зала.

– Поддубного давай!

– Без него не интересно!

Коверный затравленно осмотрелся, а затем объявил:

– Уважаемая публика! К сожалению, Иван Поддубный сегодня выступить не сможет. Он серьезно заболел. Но другие атлеты…

Докончить ему не дали.

– Обман!

– Почему раньше не объявили?!

– Я на Поддубного пришел. Специально из Евпатории приехал!

Зал зашелся в свисте. Что-либо объяснять уже было бесполезно. Люди поднимались.

– Возвращай деньги за билеты!

– Правильно!

Народ тут же стал перетекать на улицу и выстраиваться в очередь перед кассой. Кассир еле успел захлопнуть окошко и убежать через черный ход. Однако чувствовалось, что настрой у части зрителей решительный. Чего доброго, могут и кассу разнести. Синьор Труцци, сидя в своем кабинете, смотрел на то, как медленно закипает кофейник на спиртовке. Уже посчитанные деньги были перевязаны в пачки аптекарскими резинками, монеты разложены в холщовые мешочки. С улицы доносился гул возмущенной толпы. Кассир вопросительно смотрел на владельца заведения, руки его подрагивали. Итальянец настолько задумался, что пропустил момент – закипевший кофе вырвался из-под крышки и залил огонь.

– Вот же черт! – синьор Труцци с тоской в глазах посмотрел на ассигнации. – А ты им скажи, что деньги уже в банк увезли. Пусть приходят завтра, – обратился он к кассиру. – Завтра же не все смогут прийти, кое-кто поостынет. Все меньше возвращать придется.

– Вы, синьор Труцци, сами пойдите и скажите им такое. Сам я боюсь, могут и на части порвать. Лучше деньги вернуть прямо сейчас.

– Мы же дали полноценное представление, – пытался найти себе оправдание итальянец.

– Но Поддубный и Эмилия были заявлены в афише, – напомнил кассир.

– И это верно. Закон будет на их стороне.

Со стороны улицы донесся звон разбитого стекла и негодующие крики. Заливисто раскатилась трель полицейского свистка. Щека у синьора Труцци нервно дернулась:

– Придется возвращать. Вот же чертова баба дел натворила.

В результате касса уменьшилась более чем вдвое. Некоторые из зрителей, которых борьба атлетов интересовала в последнюю очередь, тоже посчитали, что для них не будет лишним обменять использованные билеты на звонкую монету.

Синьор Труцци подсчитал убытки, вздохнул, закрыл сейф. Завтра с самого утра следовало еще заказать и отпечатать наклейки для афиш, извещавшие об отмене выступлений Поддубного и Эмилии. А это еще траты.

– Вот только бы публику сохранить до того времени, как он придет в себя. Только придет ли? Любовь, она до сумасшествия довести может.

Еще три дня Поддубный не узнавал знакомых, отказывался от еды, лишь изредка пил воду. Его глаза оставались затуманенными и как бы обращенными внутрь. Синьор Труцци уже отчаялся вернуть его к нормальной жизни и даже стал искать ему замену среди борцов из других цирков. Не помогали обещания увеличить гонорары, взывания к совести и обязанностям, вытекающим из контракта. Наконец итальянец махнул на Ивана рукой.