Лоренс Оливье - Джон Коттрелл
В конце сезона труппа ”Олд Вика” получила лестное приглашение открыть ежегодный ”гамлетовский” фестиваль в Дании, в Эльсиноре. И Лилиан Бейлис, и режиссера захватила возможность сыграть трагедию там, куда поместил ее Шекспир; но, помимо чисто технических проблем выступления на открытом воздухе, во дворе замка, они столкнулись и с серьезными трудностями в отборе исполнителей. Редгрейв (Лаэрт) и Черри Коттрелл (Офелия) были уже вне досягаемости; самое же неприятное заключалось в том, что и Оливье предстояли съемки в ”Первом и последнем” с Вивьен Ли. Это главное препятствие удалось в конце концов устранить благодаря согласию Корды приостановить в нужное время работу над картиной. Достойного преемника Редгрейву нашли в лице Энтони Куэйла. Появились новый король и новый Горацио. Но кто мог сыграть Офелию? Ответ на этот вопрос всех изумил. Мисс Бейлис пригласила молодую актрису с очаровательной внешностью, но совершенно ничтожным опытом в шекспировском репертуаре — Вивьен Ли.
Появление мисс Ли в ”Олд Вике” осталось покрытым некоторой таинственностью. Оливье отрицал свою причастность к этому событию, — но ведь он не хотел бы подвести Вивьен к мысли, что причина кроется не только в ее таланте. Идея постановки "Гамлета” в Эльсиноре принадлежала Роберту Йоргенсену, датскому журналисту и рекламному агенту, жившему в Лондоне. Волею случая Йоргенсен занимался в свое время рекламой ”Маски добродетели”, принесшей мисс Ли мгновенную славу. Может быть, это он рекомендовал ее в ”Олд Вик”? Нет. Он предполагал, что за нее просил Оливье.
Так или иначе, и Оливье, и мисс Ли были очень довольны. В течение первых трех недель съемок у Корды он мог помочь ей в работе над Офелией. Он репетировал с ней каждый день, используя время совместных поездок на машине в Денхэм и обратно. Он поддерживал ее во время первых репетиций с Гатри, недовольным ее жеманством и тихим голосом, который, по его опасениям, мог оказаться неслышным на открытой площадке.
”Олд Вик компани” отправилась в Данию в конце мая. Замок Кронборг, построенный в ренессансном стиле, размещался в крепости Эльсинор; там на огромном, вымощенном камнем дворе была создана сцена для первого с 1585 года представления английских актеров. Спрос на билеты многократно превышал возможные две тысячи мест. Спектакль собирались посетить члены королевской фамилии, дипломаты и толпы репортеров. Гастроли предваряла грандиозная реклама; в распоряжение Гатри была предоставлена сотня расквартированных в замке кадетов, которых он мог использовать как статистов. Только в одном отношении организаторы допустили промах. Они не позаботились о том, чтобы закрыть доступ в замок обычным экскурсантам. Поэтому на протяжении недели, отведенной для репетиций труппа решила работать с полуночи до шести утра. Днем, после скудной дозы сна, можно было наслаждаться купанием и кататься на лодках. К несчастью, по ночам почти все время шел дождь. Репетировали в плащах, под зонтиками, а погода неуклонно становилась все хуже.
Когда Джон Эббот, игравший Клавдия, вышел под зонтиком на мощеный двор, он произнес свою строку ”Ужели у небес дождя не хватит” с особым чувством. Накануне премьеры над ”сценой” бушевали такой ветер и дождь, что о полном прогоне нечего было и мечтать. Ненастье набирало силу, и к шести часам всякие надежды на выступление под открытым небом смыло без следа. Гатри, мисс Бейлис и Оливье провели экстренное совещание. Отмена спектакля исключалась, так как поезд с Очень Важными Лицами уже выехал из Копенгагена. Оставалось перебраться в бальную залу отеля ”Мариенлист”, находившегося в километре от замка.
Сначала дело казалось безнадежным. В отеле была крохотная ресторанная сцена; места для зрителей не соответствовали никаким театральным требованиям, а закулисные приспособления просто не существовали. Однако, чтобы спектакль мог состояться, все трудились с неистовым рвением, а Оливье просто расцвел от полученного вызова. Едва ли не радуясь этой крайней ситуации, он провел срочную репетицию, набросал входы и выходы. На танцевальной площадке соорудили ”сцену”, выгородив ее неполными окружностями из 870 плетеных стульев и предварив таким образом стиль так называемого ”театра в круге”. Было бы еще лучше, если бы им разрешили выходить на подмостки через двойную дверь в основании лестничного марша, но в этом артистам было отказано, так как в архитраве свила гнездо пара синиц!
Мероприятие в целом стало чудом импровизации, а успех его превзошел все ожидания. Хотя актеры нередко путались в перемещениях по сцене, это было абсолютно простительно. Значение имела только их игра, и сочувствующие зрители сочли ее превосходной. Айвор Браун в ”Таймс” назвал это представление "Гамлета” лучшим на его памяти. Джордж Бишоп в ”Дейли Телеграф” расценил спектакль как едва ли не самый волнующий в его жизни. ”Каким-то образом Лоренсу Оливье был на руку этот дух импровизации. Простота обстановки, весь ход спектакля, напоминающий шараду, напряжение от стремительной подготовки, неуверенность в дальнейшем течении событий, сознание того, что он — первый англичанин, играющий Гамлета в Дании, изысканная и многого ожидающая публика… — все вместе придало дополнительную решимость стойкому и мужественному молодому актеру. Воздух был наэлектризован, но на следующее утро он вместе с Вивьен Ли и остальными членами труппы насладился восхвалениями датской прессы”.
Спектакль стал триумфом всей труппы, в том числе и мисс Ли, голосовых данных которой вполне хватило для переполненного камерного “театра”. “Олд Вик” подтвердил свой успех и на следующий вечер, когда прояснившееся небо позволило выступить во дворе замка. В то время бо́льшую сенсацию нельзя было даже вообразить. Однако два года спустя, тихим июльским вечером 1939 года, перед Эльсинором предстал Гилгуд со спектаклем, названным датской прессой «лучшим "Гамлетом” в мире».
Поездка в Эльсинор совпала с тридцатилетием Оливье. Кроме того, она привела его к той критической точке, когда ему необходимо было принять самое тяжелое решение в личной жизни. В ”Олд Вике” всем было ясно, что они с мисс Ли страстно влюблены друг в друга. Именно в Дании — через год после первой встречи — они в конце концов решили, что не могут жить врозь. Тот факт, что ни ее, ни его брак нельзя было назвать несчастливым, делал ситуацию особенно мучительной. Оба относились — и всегда продолжали относиться — к своим супругам с уважением и вниманием. Однако и по складу характера, и
