Вадим Хачиков - Тайна гибели Лермонтова. Все версии

– Так здешних дикарей учить надо! – сказал князь.

Лермонтов ничего ему не возразил, но этот отзыв князя Голицына о людях, которых он уважал и в среде которых жил, засел у него в памяти, и, возвратившись домой, он сказал нам:

– Господа! На что нам непременное главенство князя на наших пикниках? Не хочет он быть у нас – и не надо. Мы и без него сумеем справиться.

Не скажи Михаил Юрьевич этих слов, никому бы из нас и в голову не пришло перечить Голицыну, а тут словно нас бес дернул. Мы принялись за дело с таким рвением, что праздник вышел – прелесть».

Очень вероятно, что драматичность конфликта усилила писательница В. Желиховская, обрабатывавшая воспоминания Раевского, но дела это не меняет. Висковатов и его последователи, желавшие видеть Лермонтова жертвой политических интриг, ухватились за описанную Раевским ситуацию и сделали князя Голицына чуть ли не главным врагом поэта, а бал у Грота Дианы – тем самым пиком противостояния, который во многом способствовал трагическому исходу. Более века кочевала подобная версия по материалам о последних днях жизни Лермонтова и лишь в последние годы стала подвергаться сомнению.

Прежде всего ее опровергают факты, свидетельствующие о доброжелательном отношении Голицына к Лермонтову – мы рассмотрели их, знакомясь с князем, и убедились, что не держал он обиды на Лермонтова. Да, наверное, и не мог держать – конфликт-то явно был выдуман Раевским, писавшим о бале 8 июля с чужих слов.

А если прислушаться к словам Арнольди о том, что недоразумение с князем произошло из-за «сестер какого-то приезжего военного доктора сомнительной репутации», то становится вполне вероятно, что отказ допустить их на праздник был вообще коллективным решением, и Голицын обиделся на молодежь вообще, а не конкретно на Лермонтова. И конечно, никакого «противостояния балов» не было и быть не могло. В любом случае 15 июля Голицын собирался отметить день своих именин, никак не связывая с молодежным вечером у Грота Дианы свой бал в Казенном саду, который был намечен заранее – ведь нужно было построить для него грандиозный павильон, украсить его, запасти продукты и напитки, а на это требовалось немало времени.

Наконец, как совершенно справедливо отмечает современный лермонтовед В. А. Захаров, «никто из современников ни слова не сказал о том, что после бала у Лермонтова появились недоброжелатели. Впервые о „тайных недругах“ поэта рассказал Висковатый. Этот первый биограф, к сожалению, пытался внести в биографию Лермонтова некий детективный сюжет с интригами и заговорами».

Правда, «очищая» бал от врагов Лермонтова, В. А. Захаров тут же «нагружает» его встречей поэта с его приятелем П. А. Гвоздевым, которая состоялась вроде бы именно тогда, 8 июля, поздним вечером на бульваре. Во время откровенного разговора поэт сказал: «Чувствую – мне очень мало осталось жить». Отсюда вывод: натуре Лермонтова было присуще чувство предвосхищения, предвидения своего будущего, которое особенно ярко и проявилось в тот день.

Встреча действительно была – о ней, со слов Гвоздева, рассказывает однокашник Лермонтова по юнкерскому училищу А. Меринский. Называет он и число, когда она произошла, – 8 июля. Но тогда получается, что либо бал состоялся в другой день, либо Лермонтов в разгар праздника, бросив друзей и гостей, отправился в одиночестве бродить по бульвару. И то и другое вряд ли возможно. Скорее всего, Меринский, писавший воспоминания почти двадцать лет спустя, просто перепутал даты. Конечно же, встреча с Гвоздевым во время бала произойти не могла. И в обстановке веселого праздника поэта едва ли томили предчувствия.

Владели им тогда совсем иные чувства. И совсем по-иному вписывался праздник в его судьбу. Вспомним о том, что незадолго до этого в Пятигорск вернулся Николай Мартынов. Его появление в доме Верзилиных привлекло внимание прекрасной Эмилии, которая до той поры отдавала предпочтение Лермонтову. «Перемена фронта» – о ней мы знаем от квартирного хозяина поэта, В. И. Чилаева, – испортила их отношения. Лермонтов явно стал бывать у Верзилиных реже, находя другие способы проводить время. Он больше стал встречаться с друзьями и приятелями, решил больше уделять внимания чтению (вспомним высказанную именно тогда его просьбу к бабушке – прислать собрание сочинение Жуковского и полного Байрона на английском языке).

Появились у него и другие симпатии среди особ прекрасного пола. Они, возможно, и подвигли поэта на организацию оригинального бала. В пользу этого говорит запись в дневнике Н. Ф. Туровского: «…в последний месяц явление хорошенькой генеральши Ор[ловой]] с хорошенькими сестрами М[усиными]]-П[ушкиными]] наделало шуму… в честь их кавалеры дали роскошный bal champetre („сельский бал“. – Авт.) в боковой аллее бульвара». Так же естественно будет понимать строки из воспоминаний самой Э. Шан-Гирей: «Лермонтов и компания устроили пикник для своих знакомых дам» и письма Е. Быховец: «…молодые люди делали нам пикник в гроте». К тому же на балу, как вспоминал Арнольди, Лермонтов много ухаживал за Идой Мусиной-Пушкиной.

Отсюда становится ясно, что к этому времени поэт уже перестал интересоваться прекрасной «Розой Кавказа», и бал, вполне возможно, должен был стать рубежом, который положил бы конец их отношениям. Увы, они все же продолжались и привели Лермонтова вечером 13 июля в дом Верзилиных.

Хроника последних дней

Последнее лето Лермонтова предстает и в воспоминаниях современников, и в биографических сочинениях последующих лет как некий временной монолит, характерный на всем своем протяжении одинаковыми занятиями Михаила Юрьевича, его общением с одними и теми же людьми и очень немногочисленными событиями. Скудная хронология, отражающая пребывание поэта в Пятигорске, насчитывает обычно не более полутора десятков дат. Главное место среди них занимают дни подачи и получения бумаг, связанных с незаконным пребыванием поэта на курорте, указания на литературные события в столице, касающиеся Лермонтова. Из фактов его пятигорской жизни встречаем лишь упоминания о двух-трех встречах со знакомыми, о покупке билетов на ванны и, конечно, о бале у Грота Дианы, вечере у Верзилиных 13 июля и дуэли.

Практически никто не делал попыток разделить пятигорское лето Лермонтова на временные отрезки, каждый из которых, как мы убедимся, отмечен и своим набором событий, и кругом лиц, с которыми поэт мог общаться только в это время, и характером творческих занятий, и, наконец, местом жительства, которое тоже не оставалось неизменным. Правда, пытаясь произвести такой раздел, мы вступаем в область догадок и гипотез, всяческих «возможно», «вероятно», «не исключено», «очень может быть» и т. д. Тем не менее постараемся найти каждому предположению хотя бы косвенные документальные подтверждения, а также убедительные логические доказательства. Границы временных отрезков придется указывать приблизительно, хотя некоторые очень удобно укладываются в десятидневки. Итак…