Вилен Визильтер - Телевидение. Закадровые нескладушки

Предчувствие

И в мареве полуденных лучей,В извечной дреме что вам нынче снится?Крутой аллюр взбешенной кобылицы,Каскад подков и терпкий звон мечей.

Живые смерчи в крови и в пылиСошлись лавиной ярости и мрака,Разбрызгивая капли алых маковВ былинные степные ковыли.

Ну а пока, в узде и под седлом,В попоне из оврагов и курганов,Спит чутким сном коварного вулканаЖивая Степь в безмолвии седом.

Фильм так и не случился, а стихи остались как последний светлый проблеск моего уходящего столетия.

Неравновесие души

С момента булгарского синдрома прошло почти десять лет, а это состояние какого-то душевного взлета, прорыва в другие миры так и не повторилось. Да их всего было два-три за всю жизнь. Одно из первых, запомнившихся, случилось в старинном немецком городишке Грайсфальд. Тамошний университет, один из древнейших в Европе, отмечал какой-то свой юбилей. А так как мы были в командировке в Берлине, решили смотаться туда и снять это колоритное студенческое действо. Приехали туда поездом ранним утром, и нас никто не встретил. «Вот вам хваленая немецкая пунктуальность», – ворчали члены группы. Можно было, конечно, позвонить, но слишком рано. Сидеть на чемоданах не хотелось. И тут что-то сдвинулось в моем сознании. Я стал все узнавать. Я говорю: «Вот сейчас мы пойдем по этой улице, повернем направо, пройдем сквер и выйдем на Ратушную площадь». И повел нашу маленькую группу… У меня было такое впечатление, как будто я вернулся в родной город после очень долгого отсутствия.

А в Грайсфальде действительно ничего не изменилось за многие сотни лет. Нам встречались дома 1242 года. Мы гуляли по городу, наслаждались тишиной и покоем древних улиц и в конце концов пришли в университет. Сами. Мои спутники расхваливали меня на все лады: «Вот что значит ответственный человек. Подготовился заранее к визиту, изучил город во всех подробностях». И категорически не верили, что еще за день до полученной информации я даже не знал о существовании этого города. К счастью, на этот раз обошлось без стихов. А вот в Елабуге, городе Шишкина и кавалер-девицы, не обошлось.

Дело в том, что меня и моего бессменного редактора Галю Ульянову телевизионная жизнь одно время часто бросала по городам и весям нашей необъятной Родины, от Владивостока до Елабуги. В основном это были старинные, провинциальные русские города. И после дневных, часто весьма напряженных съемок, с очень плотным графиком, мы любили по ночам бродить по незнакомому городу. В те застойные времена это было безопасно. Умиротворенные ночные города – это особая страница жизни. Если настроиться на их волну, то можно увидеть, как скользят по ночным улицам и переулкам тени прошлого. Что-то подобное произошло в Елабуге. Как будто открылся третий глаз, как будто я прикоснулся к некоей тайне этого города. В гостинице я долго не мог уснуть. Встал, оделся и снова вышел в город и до утра вышагивал стихи.

Старинные ночные города

Заглядываю с острою тоскойЯ в ваши окна,Полные покоя.В их древнем океВидится такое,Что я теряю благость и покой.

О, ваши скверы, улочки, дома!В них прячетсяЗатерянное детство.В них плачетсяПропавшее наследство.Скрывается дар сердца и ума.

Ловлю, освобождаясь от оков,Как зыбкую,Дарованную фору,УлыбкиЗагулявших светофоровИз самой глубины,Из тьмы веков.

Здесь прошлое невидимой волной,Все игрыНастоящего венчая,Как тигрыУ последнего причала,Облизывает камни мостовой.

Я вглядываюсь в исповедь камней.Мне кажется,Что где-то по соседствуПокажетсяУмчавшееся детствоИ бросится доверчиво ко мне.

Я принимаю ваш бесценный дар.Я берегуУвиденные мноюНа берегуСвободы и покояСтаринные ночные города…

Наутро это наваждение прошло, как будто его и не было. И только строчки на бумаге хранят память об этих духовных нескладушках, неравновесии души.

К вопросу о доверии

В 1998 году Аркадий Александрович Вайнер позвал меня создавать новый нравственно-правовой телеканал «Дарьял-ТВ». Я даже не представлял, какую ношу я взваливаю на свои уже натруженные плечи. Сказать, что было трудно, – значит ничего не сказать. Время от времени меня охватывало отчаяние от груды неразрешимых проблем. И только гордыня останавливала меня от решения все бросить и уйти. Средств было не то что мало. Их почти не было. И надо было создавать малозатратное телевидение. Чистейший авантюризм. Все работали за десятерых. Так, я был заместителем генерального директора, главным редактором, главным режиссером и еще занимался рекламой. Коллектив был маленький, а надо было заполнять 12 часов эфира. В основном работали на чистейшем энтузиазме. Четыре года я не мог позволить себе уйти в отпуск. Работал без выходных по 12–14 часов в день. И так все. Мы не могли позволить себе ничего лишнего. Мы могли платить сотрудникам максимум по 200–300 долларов в месяц, потому что платить могли в основном только из того, что зарабатывали на рекламе. И все эти рекламные деньги проходили через мои руки.

Иногда в Аркадии Вайнере просыпался следователь по особо важным делам, и тогда он меня спрашивал: «Вилен Семенович, только скажите честно, неужели ничего не прилипает к рукам?» На что я ему отвечал: «Моя репутация – мой капитал. Мне невыгодно портить этот капитал из-за каких-то жалких нескольких сот тысяч долларов». Так продолжалось где-то чуть больше года. Однажды, когда дела пошли чуть получше и можно было иногда перевести дух, на одном из совещаний у Вайнера, во время каких-то разборок, кто-то из менеджеров среднего звена бросил Вайнеру реплику: «Так вы нам что, не верите?!!» На что Вайнер ответил: «Я никому не верю. Вот только Визильтеру верю». Эта реплика в устах, хоть и бывшего, но следователя по особо важным делам, многого стоила.

Мы с Наташей Дарьяловой и Аркадием Александровичем Вайнером создали неплохой телеканал. У нас было много хороших достойных программ. Мы никогда не изменяли принципам нравственно-правового телевидения. Мне за «Дарьял-ТВ» не стыдно. Об этом телеканале и о людях, на нем работавших, можно много интересного рассказать. Но это уже другая история.