Дмитрий Бобров - Записки военнопленного

Внутри нас расковали и попросили присесть на стоящие вдоль коридора диванчики. Я огляделся вокруг. Отделение занимало весь этаж и состояло из одного огромного коридора и находящихся вдоль него множества помещений. Как я узнал позднее, здесь было 16 камер для заключённых и несколько служебных комнат врачей и обслуги.

Сейчас на отделении проходили сборы заключённых уже прошедших экспертизу. Выглядело это так. В одном конце коридора прямо на полу возвышалась куча тряпья, в другом были вывалены на пол личные вещи людей. Охранник открывал дверь камеры, оттуда по одному выходили зэки, шли сначала в одни конец коридора, там полностью раздевались, скидывая с себя выцветшие больничные одеяния — сине-коричневые мятые цветастые пижамы и халаты, и потом абсолютно голые бежали по коридору в другой конец для получения своих вещей. И всё это происходило бегом, под криками стоящих вдоль коридора охранников угрожающе помахивающих резиновыми дубинками.

При этом при передвижении руки полагалось держать за спиной, и нарушение этого правила незамедлительно каралось охранниками. Один молодой парень бежавший в сторону вещей на мгновение разомкнул заведённые за спину руки и агрессивный охранник мгновенно ударил его палкой пониже спины. Парень вскрикнул, не удержавшись, поскользнулся и рухнул под гомерический хохот охранников. Весело здесь, — подумалось мне.

Прошедших экспертизу арестантов увели, и начался похожий процесс переодевания, но только происходящий в обратном порядке. Выяснилось, что с собой в камеру можно был взять только туалетную бумагу, зубную пасту и щётку, мыло без мыльницы и всё. Нельзя было оставить себе даже трусы и носки, вся одежда упаковывалась и сдавалась на хранение, а взамен выдавались старенькие больничные пижамы без пуговиц. Несколько привезённых книг мне не разрешили взять, и это меня сильно огорчило.

Переодетого меня и троих арестантов завели в открытую камеру под номером 1 и заперли. Так началась 28-дневная психиатрическая экспертиза.

Камера была очень маленькой, наверное, не больше 10 квадратных метров и я сначала не очень понял, как тут можно было жить. Свободное пространство между умывальников и туалетом не позволяло сделать и двух шагов, расстояние между двумя двухэтажными кроватями оказалось настолько узким, что пройти можно было только боком. Окно находилось под потолком, так что выглянуть на улицу можно было, только встав на верхний ярус во весь рост.

В камере не было ничего. Или скажем так, в камере не было ничего кроме стен, потолка, кроватей с постельным бельём, окна, туалета и раковины. Ничего. Даже сиденья на унитазе не было. В крестовских камерах, несмотря на массу запретов, находилось огромное количество различных вещей, которые всё-таки позволяли себя чувствовать человеком и как-то коротать время — телевизоры и радиоприёмниками, книги, одежда, посуда и даже мебель. Здесь не было ничего. Не было зеркала, и последующий месяц я не никогда не мог видеть себя. Не было никаких игр, доступных информационных каналов или иных развлечений и всё что оставалось это только лежать на кровати и смотреть в потолок, предаваясь воспоминаниям о прошлом, либо спать, видя нереально красивые, фантастически яркие сны. Ещё можно было разговаривать, но я даже толком не успел, познакомится с сокамерниками, как меня вызвали на предварительную беседу с психиатром.

В кабинете было двое человек. За столом сидела женщина среднего возраста в белом халате назвавшаяся Ириной Владимировной. Где-то сбоку у окна маячил повернувшийся полубоком седой старик в обычной гражданской одежде и больших очках. Он как бы и не слушал наш разговор и курил папиросу классического советского «Беломорканала». На столе лежала открытая книга и вскользь глянув на нее, я сумел прочитать перевёрнутый заголовок: «Психические вирусы: Как защититься от программирования психики», Ричард Броуди. Мебель кабинета была обычно канцелярской и ничто помимо книги не указывало на принадлежность помещения к психиатрическому ведомству.

Ирина Владимировна пристально посмотрела на меня и начала разговор.

И.В.: Ну, рассказывайте, почему вас привезли к нам?

Я: По решению суда.

И.В.: А почему позвольте поинтересоваться, суд принял такое решение? Вы больной?

Я: Было соответствующее ходатайство прокурора, и судья его удовлетворила. Сам я, считаю себя совершенно здоровым, никаких жалоб на психику не имею и прошу отправить меня обратно в тюрьму, где мне и так нормально сидится.

И.В.: К сожалению, вы обязаны пройти судебно-психиатрическую экспертизу, раз таковая вам назначена судом. Пробудете у нас 28 суток и будете этапированы обратно в то учреждение, откуда вас привезли. Расскажите, за что вас заключили под стражу?

Я: За преступления экстремисткой направленности.

И.В.: Мы уже второй месяц изучаем ваше дело и хорошо знаем, за что вас арестовали…

Тут Ирина Владимировна сделала паузу и посмотрела на меня многозначительно и пристально.

И.В.: Нас интересует, как вы дошли до этого?

Я: О чём вы?

И.В.: О тех преступлениях, которые вы совершили!

Я: Я никаких преступлений не совершал и до обвинительного приговора суда согласно Конституции России являюсь невиновным человеком. Поэтому ваши слова для меня оскорбительны и непонятны.

И.В.: Но ведь вас же заключили под стражу и для такого решения были основания. Чем вы занимались на свободе?

Я: Ничем преступным. Я всегда действовал в соответствии с велениями совести и искренними убеждениями.

И.В.: А что такое совесть?

Я: Совесть это Божий голос в душе человека!

Неожиданно старик, мирно куривший у окна, громко крякнул и посмотрел на меня с интересом учёного натуралиста увидевшего некую живую редкость. Ирина Владимировна смотрела укоризненно и неотрывно.

И.В.: Ну и давно у вас эти голоса? Вы знаете, что когда у человека в голове вдруг начинают говорить чужие голоса, то это является верным признаком шизофрении?

Я: У меня нет никаких голосов, а что касается совести, то я считаю, она должна быть у каждого порядочного человека.

И.В.: Вы считаете себя порядочным человеком?

Я: Почему же нет? Разве я совершил что-то непорядочное? И хочу напомнить вам, что вопрос моей виновности в совершении преступлений не находится в вашей компетенции.

И.В.: Хорошо, но раз экспертиза вам назначена, то пройти её вам придётся. Значит, вы здоровы?

Я: Считаю себя психически здоровым.

И.В.: Считаете себя здоровым или являетесь им?

Я: Являюсь им.

И.В.: Отлично. А как вы думаете, длительное нахождение в тюрьме может служить причиной психического заболевания?